Успешное покорение мира [сборник рассказов]
Шрифт:
Тишина; только сверху доносились приглушенные голоса да на улице поскрипывал снег под колесами проезжающего автомобиля. Не говоря ни слова, Джозефина звонком вызвала горничную, предупредила, что ее ни для кого нет дома, а потом затворила дверь в коридор. После этого она села рядом с ним на диван, сцепила пальцы и стала ждать.
— Слава богу, — сказал он. — Задержись они еще на минуту, я бы, наверное…
— Ужасно, да?
— Я приехал ради тебя. Тогда в Нью-Йорке я на десять минут опоздал к отправлению поезда — меня задержали во французском бюро пропаганды. А письма писать я не мастер. С тех
— Я грустила.
Но это было в прошлом; сейчас она предчувствовала, что через мгновение окажется у него в объятиях, ощутит, как вопьются в нее до синяков пуговицы его кителя, как будет саднить ей кожу его диагональная перевязь, которая сблизит их, свяжет воедино. У нее не осталось ни сомнений, ни преград — он был всем, чего она жаждала.
— Я пробуду здесь еще полгода… возможно, год. Потом, если эта проклятая война не закончится, мне придется уехать. Очевидно, я не имею права…
— Погоди… погоди! — вскричала она. Ей хотелось распробовать счастье на вкус. — Погоди, — еще раз повторила она, опуская ладонь на его руку. Все предметы вдруг обрели поразительную четкость; она видела, как проходят секунды и каждая несет кусочек чуда навстречу будущему. — Вот теперь говори.
— Я тебя люблю, вот и все, — прошептал он. Она замерла у него в объятиях, и ее волосы коснулись его щеки. — Мы знакомы совсем недавно, тебе всего восемнадцать, но жизнь научила меня действовать не откладывая.
Поддерживаемая его рукой, она запрокинула голову, чтобы смотреть на него снизу вверх. Грациозно и мягко выгнув точеную шею, Джозефина медленно прильнула к его плечу, как умела только она, и приблизила к нему губы. «Давай», — скомандовала она без слов. С неожиданным тихим вздохом он взял в ладони ее лицо.
Через минуту она отстранилась и выпрямилась.
— Дорогая… дорогая… дорогая… — повторял он.
Она взглянула на него и не стала отводить взгляд. Он бережно привлек ее к себе и снова поцеловал. На этот раз, когда они разомкнули объятия, она встала, прошла через всю комнату, открыла коробочку миндаля и бросила несколько ядрышек себе в рот. Потом вернулась, села рядом, уставилась перед собой и наконец стрельнула глазами в его сторону.
— О чем ты думаешь, дорогая моя, милая Джозефина? — Она не ответила; он накрыл ладонями ее руки. — Тогда скажи: что ты чувствуешь?
При каждом его вдохе она слышала, как поскрипывает портупея у него на плече; она ощущала на себе взгляд его волевых, добрых, прекрасных глаз; чувствовала, как его гордая натура ищет славы, как другие ищут тихую гавань; она слышала, как в его сильном, глубоком, властном голосе зазвенел металл.
— Ничего не чувствую, — ответила она.
— Что ты хочешь сказать? — Он был поражен.
— Помоги же мне! — выкрикнула она. — Помоги!
— Не понимаю.
— Поцелуй меня еще раз.
Он так и сделал. На этот раз он отпустил ее не сразу и сверху заглянул ей в лицо.
— Что ты хочешь сказать? — настойчиво повторил он. — Выходит, ты меня не любишь?
— Я ничего не чувствую.
— Но ты же меня любила.
— Не знаю.
Он ее отпустил. Пройдя через всю комнату, она села в кресло.
— Я считаю, что ты великолепен, — выговорила она дрожащими губами.
— Но
— Еще как волнуешь! Я целый вечер волнуюсь.
— Тогда что же, дорогая моя?
— Не знаю. Когда ты меня поцеловал, я чуть не засмеялась.
Ее затошнило от собственных слов, но отчаянная внутренняя честность заставила продолжать. Она заметила, как изменился его взгляд, заметила, что он постепенно уходит в себя.
— Помоги же мне, — повторила она.
— Как тебе помочь? Выражайся яснее. Я тебя люблю; надеялся, что и ты меня любишь. Вот и все. Если я тебе не подхожу…
— Конечно подходишь. В тебе есть все… все, о чем я мечтала. — Ее голос, обращенный внутрь, продолжил: — Но у меня уже все было.
Дайсер вскочил. Он ощущал, как ее безграничная, трагическая апатия заполняет всю комнату, и ему тоже передалось непонятное равнодушие — слишком многое из него сейчас выпарилось.
— Прощай.
— Ты не хочешь мне помочь, — не к месту прошептала она.
— Как, черт побери, я тебе помогу? — нетерпеливо бросил он. — Ты ко мне равнодушна. С этим ты ничего не сделаешь, а я — тем более. Прощай.
— Прощай.
Без сил она упала ничком на диван; к ней пришло это ужасное, ужасное понимание того обстоятельства, что старые истины верны. Растраченного не вернуть. Любовь ее жизни прошла мимо, и, заглядывая в пустую корзину, она не нашла для него ни единого цветка — ни единого. Она разрыдалась.
— Что я с собой сотворила? — простонала она. — Что я наделала? Что я наделала?
Рассказы о Гвен
Неописуемо классно
I
Брайан не совсем понимал, с какой целью к нему наведалась миссис Хэннамен. Видимо, решила проявить о нем заботу — вдовец как-никак. Уйдя со службы пораньше, он теперь поневоле выслушивал отзывы о своей дочери.
— У нее такие прекрасные манеры, — говорила миссис Хэннамен. — В наше время это редкость.
— Благодарю, — отозвался он. — Гвен у нас воспитывалась в европейском духе; мы и по возвращении домой старались не отступать от этого принципа.
— Наверное, и языкам ее обучили?
— Чего нет, того нет! Моего французского хватает лишь на то, чтобы объясняться в ресторане; просто я держу Гвен в строгости. К примеру, не допускаю, чтобы она бегала в кино…
То ли миссис Хэннамен что-то запамятовала, то ли ее младшая племянница Клара и впрямь рассказывала, как они с Гвен трижды бегали смотреть «Цилиндр» [73] и охотно посмотрели бы еще разок, да пока не нашли, где его крутят вторым экраном.
73
«Цилиндр» (1935) — комедийный мюзикл Марка Сэндрича с Фредом Астером и Джинджер Роджерс в главных ролях. Наибольшую популярность приобрели две песни из этого мюзикла, написанные Ирвингом Берлином: «Щека к щеке» и «Цилиндр, белый галстук и фрак».