«Устная история ЕХБ в СНГ»

Шаптала Михаил Тимофеевич

– Это были две разные церкви в Ханжонково и в Иловайске?

Нет, это одна церковь была, баптистская. В то время Хламов возвратился из заключения. Мы с ним немного раньше познакомились в Ясиноватой, когда я работал там. Это был спец контингент, то есть там лагерь организовался, и в этом лагере были заключенные, и были пленные из немцев.

– За что арестовали Хламова?

Его арестовали как руководителя церкви ЕХБ. Пять человек их арестовали. Одна женщина, которая посещала собрание, по заданию КГБ следила и писала доносы, проповеди, что-то добавляла, и по ее документам им дали по 58 статье по 10 лет за то, что они - антисоветчики. И церковь закрылась в 47 году, а уже в 57 году, когда я переехал и стал строиться здесь, Хламов возвратился из заключения. Мы с ним познакомились еще раньше, в 53 году в Ясиноватой, когда заключенных приводили на строительство из лагеря в рабочую зону. И вот мне сказали, что служитель из Харцызска Хламов находится здесь в заключении, а я в рабочей зоне работал, был мастером, потом был нормировщиком. Я нашел эту бригаду, познакомился с этим братом, и он мне рассказал, что живет здесь в Харцызске, дал адрес, чтобы мы посетили его семью. Мы организовали здесь в Ясиноватой наших старушек, которые готовили пищу ему, да и не только ему, их там было еще 7 человек заключенных: из Донецка 3 брата были, он, и еще из других городов были арестованы по доносу как антисоветчики.

– Они судились как политические заключенные? И были ли там руководители?

Да, нас никогда не судили как религиозных руководителей. Всегда что-то приписывали. И их судили как антисоветчиков-диссидентов по 58 статье, как врагов народа. И вот там я периодически имел с ним встречу в рабочей зоне, конечно это короткие встречи были, потому что с заключенными должны быть встречи чисто деловые, никаких личных. Это все наблюдалось, и если замечались какие-то передачи, или письма, или даже продукты, то выводили из рабочей зоны, вплоть до снятия

с работы. Ну мы с Семеном уже имели связь, и ему в жилую зону уже передавали передачи, и не только ему, но всем верующим, которые там находились. Это тяжелый был год. Не хватало хлеба. Карточная система. Недоедание. Но все равно отрывали от себя верующие, готовили что-то, варили борщи, супы. Обертывали большую кастрюлю тряпками, чтобы оно не остыло и вечером, когда их заводили из рабочей зоны в жилую, передавали передачи. Одна сестра-бабушка стояла в очереди по 2 часа, чтобы передать передачу. И вот как -то первую передачу она принесла, а там говорят: «Хламов к тебе с посещением пришли». Он не знал эту сестру, и сестра не зела этого человека Хламова. Но когда его завели в комнату свиданий и зашла эта сестра, которая принесла борщ в кастрюле, у Хламова спросили: «Это к тебе Хламов?» Он ее не знал, но все -таки сказал: «Да ко мне». У сестры: «Это вы к нему?» «Да, к нему» - ответила старушка. Таким образом состоялась их встреча. И потом раз в неделю они могли делать такие передачи. Ну а потом, 56 году, их вывезли уже в Норильск, и связь с ними потерялась. А в Харцызске мы с семьей держали связь. В 57 году по окончании 10 лет эти братья вернулись домой, и Хламов тоже вернулся. И здесь мы с ним уже встретились в общине. Посещал я общину в Ханжонково, поскольку здесь церковь была закрыта. Это очень такой христианин, можно сказать христианин жизни. Он познакомил меня со всеми членами церкви, которые жили в Харцызске, но они были уже членами церкви в Иловайске или Ханжонково, церкви здесь не существовало после его ареста. 10 лет не существовало здесь церкви. И вот он меня провел по всем членам церкви в конце 57 года, познакомил с ними, и дал характеристики каждой семьи, поскольку они вместе жили здесь. И когда мы познакомились, то тогда Хламов говорит: «Давайте мы здесь организуем церковь. Верующих достаточно, человек около 40. Здесь была община, и давайте мы будем ходатайствовать о восстановлении нашей церкви». Мы сделали такое первое совещание, собрали братьев человек 10. Все были согласны. Пред Богом дали обещание, чтобы с нами не случилось мы будем ходатайствовать о церкви, будем восстанавливать эту церковь Божию. И если одного возьмут, то второй примет руководство, если второго, то третий, и так до последнего брата, но только чтобы церковь здесь была организована. Мы написали, на квартире собрали всех верующих, сказали наше желание, помолились, и у всех было желание восстановить церковь. Тогда мы стали делать сборы, чтобы приобрести дом молитвы. Обратились к другим церквям, свои пожертвования внесли. Набрали сумму 3 тысячи (тогда так стоил дом) и купили жилой дом. В течении 2 месяцев вынесли перегородки, даже меньше, в течении месяца. Сделали скамьи и оборудовали под молитвенный дом. Написали заявление на имя председателя исполкома о том, чтобы зарегистрировали церковь. Заявление наше не приняли в исполкоме, сказали, что сейчас церкви не регистрируются, сейчас идите в другие города где есть церкви и там проводите собрания. Но мы имели все - таки твердое намерение и сказали, что в каждом городе есть также дома, клубы увеселительные и так дальше, и что не посылают из одного города в другой, но в каждом городе, в каждом районе ставят свои здания и свои духовные требы выполняют, и мы не обязаны в других городах это делать, а хотим в нашем городе, тем более, что здесь была церковь с 1912 года до 47 года. А теперь она 10 лет распущена, и мы хотим ее восстановить. Заявление наше не приняли, и тогда мы написали еще другое заявление на имя председателя исполкома гор. Харцызска в двух экземплярах. Три человека пошли и сдали секретарю исполкома Медуха. В этом заявлении было написано, что с такого то числа, по такому то адресу будут проходить служения евангельских христиан - баптистов. Цель нашего служения- проповедь Евангелия и Библии, пение, музыкальное сопровождение и молитвенное служение, и просим не чинить препятствий в нашем служении, поскольку мы обращались с регистрацией, и нам было отказано. И представили это секретарю исполкома. Ну он очень расшумелся, звонил председателю, не принимал заявления, и тогда мы сказали так (мне было поручено возглавлять эту делегацию): «В таком случае вы напишите здесь на 2-х экземплярах о том, что вы заявление отказываетесь принимать». Он расшумелся еще больше. Тогда я сказал: «Хорошо, тогда я пишу о том, что секретарь Медуха отказался принять заявление евангельских христистиан-баптистов о проведении молитвенных собраний и от подписи». Братья мои расписались в подтверждение. Один экземпляр мы оставили им, а второй мы взяли с собой. И пришли доложили собранию. У нас уже собрания продолжались в течении года. Старший пресвитер по Донецкой области Русанов запретил другим пресвитерам обслуживать нас с других церквей. Мы не рукоположены, мы не дерзали значит самостоятельно делать. Обращались во ВСЕХБ, послали делегацию к Жидкову во ВСЕХБ, тогда Жидков и Карев руководили. Я тоже ездил туда. Делегация 3 человека. Мы попросили, чтобы ходатайствовать о регистрации. Жидков нам ответил, что знаете сейчас время упущено о регистрации, сейчас церкви не регистрируют, церкви только закрывают, и мы вам помочь ни в чем не можем, но что единственное мы можем вам дать адрес Совета по делам религий в Москве и вы обратитесь туда, но мы обращаться не будем. Нам дали понять, что Союз не в силах, или не хочет делать. Потом мы были в Совете по делам религий, унижений там никаких не услышали, возвратились оттуда и сказали: «Вот так теперь мы будем выживать сами. Союз нас не поддерживает, старший пресвитер против нас. Запретил посещать нас служителям из других церквей с требами и поэтому, мы будем выживать вот так как мы есть самостоятельно». Это был 58 год. Еще не было ни Совета церквей, ни каких движений, но у нас это уже это было. В 47 году когда была собрана молодежь после служения, человек 15 молодежи, но я там не был, мне сообщили, что пришла милиция, органы КГБ, и все были арестованы. 12 человек было арестовано. Дали им по 25 лет, судили по 58 статье как врагов народа.

– Это была молодежь из зарегистрированной церкви?

В 53 году после смерти Сталина их выпустили. Это был парень с Буденновки, сейчас он пресвитер церкви. С Макеевки были братья. Так вот 57 году мы уже сказали, что нас нигде не принимают, и никто нам не оказывает помощи никакой. Будем выживать самостоятельно. И так мы самостоятельно проводили служения. Никто нас не обслуживал, приняли решение пригласить брата, но брата который бы был авторитетным, то есть какой авторитет - авторитет жизни слова Божьего, который жил бы по слову Божиему. Мы бы уже не приняли рукоположение от Русанова, от официально действующих, поскольку к нам были такие отношения. Но один брат Чуешков говорит, что он знает брата в Брянской области, и что он туда съездит и может его привезти (он отбыл тоже 10 лет, возвратился, его нигде не принимают в служение, не допускают в члены церкви, поскольку он враг народа, а покаяния он не принес за свой проступок, и его в члены церкви не берут). Мы дали согласие, и брат Чуешков привез этого старичка-брата к нам в Харцызск. А мы уже произвели избрание. Избрали меня на пресвитера и Климова Евгения Семеновича на дьякона. Брат повел с нами беседу, беседу с церковью, и рукоположили нас на служение. И вот приняв такое служение мы уже совершали требы. В 58 году мы уже приняли рукоположение и уже совершали крещение. Крещение мы совершали ночью, поскольку община была неофициальная, а списки о крещаемых в официальной церкви нужно подавать в Совет по делам религий. В Совете по делам религий ставили кого допустить, и кого не допустить до крещения. Если кто-то крестил тех, которых не допускали, в Совете по делам религий снимали с должности пресвитера и с его служения. Служения у нас проходили как и в других зарегистрированных церквях, ну а мы были поставлены не потому что пренебрегли регистрацией, а потому что нам не помогли в регистрации: ни союз ВСЕХБ, существовавший в то время, ни областные руководители. В конце 58 года к нам приехал заместитель старшего пресвитера ( фамилию я его не помню), мы его приняли очень любезно, предоставили ему Слово. Он говорил очень хорошо. Место Писания мы все очень хорошо запомнили, я и все остальные члены. Он проповедовал на место: «Бог свидетель, я люблю вас всех любовью Иисуса Христа». И в этой мысли он затронул, что мы вас всех очень любим и все остальное, но у Христа есть овцы послушные и есть овцы непослушные. Непослушным овцам что делает пастух? Он вынужден ломать им ноги, а потом носить их на руках, чтобы приучать их к определенному порядку. Это для нас было непонятно, и мы, вообще, не придали этому особого значения. Но когда он уехал, он был у нас среди недели, через неделю к нам пришел уполномоченный с милицией и опечатал молитвенный дом.

– Какой это был год?

58 год. Опечатал молитвенный дом, оставил повестки в исполком мне и хозяину дома. Мы пришли на собрание, а там печати стоят. Хозяйка говорит (молитвенный дом сделан на нее , как частное лицо): «Я не могу, а то нас посадят, поэтому отказываю, чтобы собираться в этом доме». Мы пришли по повестке. Там был собран весь исполком, примерно в количестве 40 человек. Председатель Секачев кричал, топотал ногами, кулаком по столу стучал: «К белым медведям вас зашлю, вы - преступники». Не дал нам сказать ни одного слова. Мы пытались высказаться, что вы нас пригласили, дайте нам высказаться. Не разрешают. «В Сибирь сошлем, к белым медведям, советский хлеб едите». Так нам и не дали сказать. Приняли

решение завести уголовное дело на меня, на хозяина дома наложили штраф 5 тысяч рублей (а мы за 3 тысячи дом купили, в то время цены такие были). Возвратились мы, стали собираться в частных домах по очереди. Собрали очередное собрание и рассказали что нам готовят. Написали письмо в Верховный Совет СССР Ворошилову и послали делегацию 3 человека на прием. Описали всю эту ситуацию. Поехали наши ходоки в Москву к Ворошилову. Они записались на прием. Через неделю назначили прием. Приняли их, но не Ворошилов, а какие-то секретари. Никаких документов не дали. Приняли наше ходатайство-просьбу и сказали, что езжайте на место и мы перешлем вам на место, на руки ничего не дали. Они приехали нет ничего на руках, пошли в исполком и говорим, что мы были в Верховном Совете, вот эти заявления мы подали и нам сказали, что на место вам и пришлем. И так они ничего и ничего. Пошли мы в очередной раз опять к этому же секретарю, которому мы сдавали заявления. Говорим: «Возвращайте нам 5 тысяч, которые мы уже внесли. Возвращайте нам долг, достаточно вы нас уже терроризировали, иначе мы еще будем жалобы писать». Он позвонил председателю Секачеву. Тот ему отвечает, что выпиши им чек и пусть пойдут и получат в банке эти деньги. Оказывается, что на этого Секачева уже завели уголовное дело как взяточника, что в каждом колхозе ему делали взятки, возили кабанов, овец, муку, масло. Докопались до него, и его исключили из партии и передавали дело в суд. Он сдавал уже дела. И мы как раз пришли, выплатили нам эти 5 тысяч, мы получили. А я думаю, что он хотел к белым медведям нас послать, а сам туда, наверное, направится. Как -то раз иду я по городу, и он встречается мне. Идет снимает шляпу и так низко кланяется, здоровается со мной. У меня в голове место из Писания: «Я сделаю так, что поклонится перед тобой». Мы видели в этом руку Божью. Стали мы собираться по квартирам. Это было немного неудобно. А с Ханжонково, где я был раньше членом церкви, пришли братья и сказали, что у вас вопрос пока не решен с регистрацией, дом закрыт, и поэтому давайте присоединяйтесь к нам в Ханжонково. И просят, чтобы я был там пресвитером. Мы поговорили с членами церкви и сказали, что на время пока мы будем ходатайствовать об открытии нашего молитвенного дома, присоединимся к ним. И я так сказал, что если это через уполномоченного будет восстанавливаться, если от меня потребуется какие-то подписки, то я не дам согласия на это. Но братья так сказали, что в совете церковном все решат без меня. «Ну хорошо если вы решите без меня, то дадите мне результат» - говорю я. Потом они приехали ко мне и говорят, что были в Донецке у уполномоченного по делам религий, и все вопросы были утрясены, и что я могу приходить и принимать церковь. И так мы нашей общиной влились полностью туда в Ханжонково.

– Их церковь принадлежала ВСЕХБ?

Да, союзу ВСЕХБ. И мы туда влились. Меня поставили пресвитером, но когда возникло пресвитерство, я не знаю как они обошли старшего пресвитера Русанова, но и утрясли с уполномоченным. Это было в конце 58 года начало 59. Русанов приезжает и говорит в церкви, что мы не против чтобы Шаптала был пресвитером, служителем, но пусть он скажет кто его рукополагал, потому что мы не можем считать его пресвитером если не узнаем кто его рукоположил. Я понимал чем это может кончиться. Может пострадать брат, который меня рукополагал. Я сказал так: «Не подхожу я по таким мотивам, не нужно. Я не добиваюсь пресвитерства, и фамилии я не назову». «Тогда не можешь быть пресвитером. Дело ваше, а церковь настаивает». Это был целый промежуток времени, около 3 месяцев. И в конце концов мне прислали с Москвы, с ВСЕХБ, за подписью Жидкова и Карева пресвитерское удостоверение, что Шаптала является пресвитером. У меня оно сохранилось это удостоверение. Каким - то образом согласовали этот вопрос и приняли меня как служителя в этой церкви. И так мы продолжали свое богослужение уже в Ханжонково. Служения были без всяких ограничений. Очень много приезжало молодежи с других церквей, братья проповедники, там где не допускались приезжие до проповеди. Молодежь тоже не допускалась, могли посидеть послушать, а в участии уже не допускались. И к нам стали ездить с области, даже с объединения очень много. Слух шел, что можно там еще свободно так служить. И так мы познакомились с Иосифом Даниловичем Бондаренко. Он тоже приехал и побыл у нас в церкви, говорил Слово. Мы собрали молодежное общение большое и, таким образом, мы познакомились с ним. Он передал своему брату в Кировоградскую область Василию Даниловичу Бондаренко, и тот позвонил мне, что к нам едет очень хороший пресвитер Татарченко, что он будет у нас старшим пресвитером. Татарченко отбыл 10 лет. В 47 году был арестован, а в 57 вышел и приехал к нам. «Вы его примете как брата. Мы его очень хорошо знаем, он был благовестником еще при Днепровском союзе, при немцах. Когда в 42 году организовался этот союз, он был там благовестником, и едет в вам.

Так я узнал, что есть такой Татарченко. А Русанова за какие то нечистые дела отлучили. Вроде к другому полу имел пристрастия. И на его место ехал Татарченко.

– Иосиф Бондаренко то время не нес никакого служения?

Да, он не нес никакого служения. Он просто был проповедником, еще не был рукоположен. Занимался в институте, и его исключили с последнего курса. Он в то время проживал в Одессе на Пересыпи и в той церкви был членом. Именно оттуда он организовывал молодежное движение, и вот его уже знали. Он приехал к нам и мы с ним мы познакомились здесь, а потом он часто к нам наведывался. Это было в 59 году, перед 60 годом. В 61 году мы получили письмо «Новое положение в церквях». Было разослано оно от имени президиума ВСЕХБ, в котором все ограничения закреплялись. Они и раньше были, но здесь они закреплялись документами и усугублялись еще отдельными параграфами. Я прочитал это письмо, оставил братьев и спросил: «Как будем жить, братья?» «А ты как смотришь?» «Я не могу принять это письмо». «Ну, и мы тоже не можем». «В таком случае давайте напишем письмо во ВСЕХБ и отправим его назад, что оно нам не приемлемо». Согласились и написали такое письмо:

«Дорогие братья, мы получили ваш документ новое «Положение» церквей братства. Мы очень сожалеем о том, что от вашего имени вышло это письмо, не от имени властей, а от вашего имени как служителей. Мы понимаем всю обстановку, мы знаем ваше трудное положение, но не ожидали, что вы так далеко зайдете. Принять его не можем и отсылаем его вам назад. С любовью братья.»

Подписали двадцаткой и отправили. И вот тут началось. Приехали с Киева старший пресвитер по Украине Мельник или Мельников, после Андреева он был. Потом еще другие приезжали. «Как это так вы отослали письмо. Этого нельзя было делать. Вы не понимаете обстановки». Потом с Москвы стали приезжать. Приезжал казначей Мицкевич и еще братья с ним. Когда они говорили Слово все было нормально, но когда на членском в беседе, вот здесь ни в какие рамки не входило. Не то что там кричали. Все шло спокойно, но конкретно. Почему мы не можем, и так дальше. « Да вы знаете что будет, общину закроют, а вас поснимают, да могут посадить и прочее». «Ну хорошо, вы же сидели, братья». «Да, мы сидели, но зачем допускать еще». Но мы так и не согласились. И тогда Татарченко приехал (мы с ним в хороших отношениях были) меня снимать. Ему уполномоченный по делам религий сказал, чтобы он меня снял. Но снять - это значит восстановить церковь против себя. Это показать его действования какие.

– Уполномоченный от ВСЕХБ или от государства?

От государства. Уполномоченный по делам религий. Это все работники КГБ. Его послали снять. Он приехал, переночевал у меня и говорит: «Миша, знаешь, ты не по своему времени живешь. Отгородился, служение принял. Не надо тебе это делать. Откажись от служения, поставим какого - то старичка».

Я говорю: «Иван Яковлевич, я не держусь за это место. Меня церковь поставила. А если церковь, то пусть она меня и снимает. А через церковь воздействовал Господь. Я не держусь, но если я сам откажусь, то я буду виновник перед Богом и перед церковью. Если церковь скажет, учтя какие - то мотивы, что все мы тебя отстраняем, то я свободен тогда, и на себе не буду нести ответственности».

Он уехал, не стал церкви говорить. А я братьям сказал, что приезжал Иван Яковлевич с такими вопросами, чтобы я отказался. Они не поверили и поехали к нему. Потом приезжают оттуда: «Да!» Затем этот Иван Яковлевич приезжает второй раз уже на членское снимать. Но церковь не согласилась. Он уехал. Приезжает третий раз. Его же посылают и посылают, а он никак не решит вопрос. Между молотом и наковальней. И вот он говорит: «Знаете что, если мы это не сделаем, и если вы его не отстраните, значит община подвергается закрытию. Я предлагаю снять его с пресвитерства и избрать другого».

Я говорю: «Давайте мы послушаемся Иван Яковлевича и изберем другого брата. Я предлагаю кандидатуру Хламова Семена Васильевича. Согласны?» Все: «Согласны».

Мы еще немного раньше решили, что Хламов принимает церковь. Но мы так сказали, что все останется на местах, а для документа дадим, чтобы они успокоились.. И так сделали. Служение продолжалось на своем месте, и Хламов был, и я вел служение. Все как было. Опять приезжает через месяц Татарченко и говорит, что вы же сдали другого пресвитера, а служение у вас ведет как было это не должно быть. И вот здесь у нас с ним состоялась еще одна беседа ночью. Я ему говорю: «Иван Яковлевич, я имел откровение от Бога и о ВСЕХБ и о вас. Мне очень вас жаль». Я сейчас не останавливаюсь на этом откровении, но это было лично. Когда я с Татарченко знакомился, он только приехал и приглашал для ознакомления с пресвитерами Хотел знать кто такой пресвитер, его духовное состояние, семейное положение. О церкви: какое количество, какая духовность церкви. Вот так он знакомился. Настал черед, и я к нему туда приехал. И вот когда мы с ним знакомились, мне ночью снился сон. Я этот сон истолковал как о нем и о ВСЕХБ, что должно быть большое пламя на пароходе. Я это рассказал ему еще тогда, а потом прошло 2 года, и это случилось. Я ему говорю: «Помните я вам рассказывал, Иван Яковлевич». Он говорит: «Помню». Я: «И вы тогда сказали, что ВСЕХБ - это корабли с миной замедленного действия. Так?» «Так».