Устрашимый
Шрифт:
– Да, конечно, я и имел ввиду “в колониях”, - понял свою ошибку лейтенант и оставшийся недолгий путь до корабля молчал.
Исполнять приказ было стыдно и муторно. Капитан “Прав человека” боролся за своих людей, как боролся бы сам Норрингтон за команду “Разящего”. Матросы не скрывали, что сочувствуют мятежникам, и с каждым из них лейтенант, видимо, считал своим долгом обсудить политику, пока Джеймс извинялся перед капитаном и мямлил, что они исполняют приказ. Будь у него выбор, он бы стал помощником этого капитана, а не Вира. Непривычно, конечно, было бы на невооруженном торговом судне… Но он всё еще был бы полезен своей стране. В войну Англии по-прежнему нужны качественные товары…о которых он ни черта не знает. Нет, торговые суда не для него. Он всю жизнь плавал на военных кораблях. Привык сам командовать, вот и не ладятся отношения на “Неустрашимом”.
– Лейтенант, можно вас на пару слов?
Сеймур удивленно вскинул брови, но в сторону отошел.
– Лейтенант, по-моему, он больной, не стоит его брать.
– Больной?? Да на нем пахать можно.
– Только посмотрите, как он улыбается. Наестся мыла, а нам потом отвечать.
– Улыбается, и хорошо: парень рад, что может послужить родине! Бросьте, адмирал, вы сами понимаете, мы обязаны выполнить приказ. Перед их капитаном вы извинились на годы вперёд.
– И вам не помешало бы.
Усмешка сошла с лица лейтенанта, но вскоре он с самым миролюбивым видом повернулся к капитану:
– Извините, капитан, но мы забираем этого матроса. Велите ему собирать вещи.
Капитан нехотя повиновался. Вскоре имбецил залезал в шлюпку. И он не был бы имбецилом, если бы не крикнул он своим: “Прощайте, “Права человека”!”
А Сеймур не был бы Сеймуром, если бы тут же не рявкнул:
– Что вы имеете в виду?!
– Ничего, сэр.
Впервые парнишка перестал улыбаться. Он смотрел на лейтенанта с изумлением двухмесячного котёнка, впервые увидевшего здоровенного пса. Наверно, стоило оставить всё как есть и не язвить столь рьяному слуге короны, но Норрингтон не удержался и с самой вежливой улыбкой спросил:
– Скажите, пожалуйста, лейтенант, вы обратили внимание на то, как называется корабль, с которого мы только что забрали этого юношу?
– … “Права человека”.
– Так не лучше ли оставить свой пыл для французов?
Инцидент был исчерпан, но в полной мере показал, что ужиться будет еще сложнее, чем представлялось раньше. Офицерам, конечно. Матросик тут же выбросил нелепый эпизод из головы и снова улыбался в тридцать два зуба.
***
Вопреки опасениям второго помощника, парнишка с улыбкой блаженного оказался опытным матросом, и команда приняла его вполне дружелюбно. Может быть, от неожиданности: на “Неустрашимом” было мало поводов для улыбок. Парень не изменил выражения лица, даже когда ему велели снять неположенный по уставу шейный платок и позже, когда оказалось, что на военном корабле петь “не нужно”. Улыбка исчезла лишь, когда его спросили о родителях. У матроса обнаружилось сильное заикание, и стоило большого труда разобрать слово “подкидыш”. Адмиралу стало жаль беднягу. В приютах, конечно, любые хворизаработаешь. Хотя на войне таким не место. Даже просто на военном корабле. Команда дала новенькому кличку “Детка”, и это прозвище как нельзя лучше подошло его простодушной ребячливой натуре. Настоящее имя матроса было Билли Бадд, а Джеймс в мыслях называл его “убогий”. Хотя, разумеется, были на корабле те, кому это слово гораздо лучше бы подошло.
В скором времени всех созвали смотреть экзекуцию. Обычное дело на “Неустрашимом”. Норрингтон не видел порок с тех пор, как перестал плавать на отцовском корабле, и на “Разящем” поддерживал дисциплину другими методами, но в целом не считал совсем ужасным то, что на военном судне телесные наказания существуют. Однажды, впрочем, заступился за какого-то матросика, поскользнувшегося на мокрой палубе и налетевшего на боцмана. Наказывать за такое было бы совсем глупо. В этот раз проступок был как будто серьезнее. Кого-то не оказалось на месте при повороте, что замедлило маневр. То, что ради публичного наказания со своих мест были согнаны абсолютно все, по всей видимости, никого не волновало. Провинился щуплый очкарик из прессованных. У адмирала не было ни малейших сомнений, что наказания болезненный парнишка не выдержит. Джеймс попытался вмешаться, напомнил капитану, что с курса они не сбились, вражеский корабль сейчас не преследовали, так что краткая задержка по факту не навредила. Капитан Вир выслушал со всем вниманием, подозвал каптенармуса и строгим, но по-отечески ласковым тоном сказал, чтобы виновному
– Мистер Клэггарт, с вами всё в порядке?
Каптенармус вздрогнул от неожиданности.
– Простите, адмирал Норрингтон. Немного задумался. Сейчас же вернусь к своим обязанностям.
– Будьте любезны.
========== Часть 3 ==========
Генерал! Только душам нужны тела.
Души ж, известно, чужды злорадства,
и сюда нас, думаю, завела
не стратегия даже, но жажда братства:
лучше в чужие встревать дела,
коли в своих нам не разобраться.
(И. Бродский)
Наверно, стоило навестить бедного мальчика, но как-то завертели дела, всех поротых всё равно не навещал, да и знакомство, мягко говоря, не близкое. Парнишка только испугается визита кого-то настолько старшего по званию. Адмирал даже имени его не знал, только случайно услышал, что остальные зовут Очкарика Новичком, но даже в мыслях было глупо называть так человека, оказавшегося на корабле раньше него. Мешок с трупом из лазарета не выносили, значит, всё не так плохо. И всё же зайти к лекарю в скором времени пришлось. Угораздило поскользнуться на мокрой палубе (Да хватит уже драить! Дайте высохнуть!) и немного оцарапать ладонь. Ничего серьезного, но всё же лучше обработать и перевязать. Оказалось, хуже.
– Мистер Клэггарт! Что вы себе позволяете?!
– зрелище, открывшееся взору, напомнило адмиралу, что, даже заходя в места общего пользования, иногда неплохо постучаться.
– Я счел своим долгом навестить больного.
– Который не был бы больным, если бы вы его не наказали, и про которого так мило пошутили “не может идти, пусть ползёт”? Вы само сострадание, каптенармус, а теперь застегнитесь!
Каптенармус принялся выполнять приказ. Очкарик (впрочем, сейчас очков на нем не было, уж лучше, как остальные, звать Новичком), похоже, хотел что-то сказать, но не решался. Ничего, успеет, его еще придется учить составлять жалобу…
– Виноват, адмирал… Шутка и вправду была неудачной, но не мог же я оставить его проступок безнаказанным?
– А я ваш не могу!
– Адмирал Норрингтон, это совсем не то, что вы подумали.
– Вы даже не представляете, что я сейчас подумал! Но вы во время трибунала узнаете!
Тут голос подал Новичок.
– Простите, сэр… Я не должен вмешиваться… Но мистер Клэггарт всего лишь по-отечески утешал меня!
– Господи! Ничего не хочу знать о вашем отце и о его детях! –однако продолжил адмирал уже спокойнее, - Я всё понимаю, вы под судом не окажетесь, можете не беспокоиться, ваше имя на процессе тоже не прозвучит. Вы больны и в подчиненном положении…
– Пожалуйста, сэр! Мистер Клэггарт ничего плохого не делал! Вы не так поняли! Он только по-оте… м… По-дружески обнял меня!
– Расположившись на вашей койке… - адмирал думал продолжить фразу, но заметил выражение лица матроса. Он не боялся Клэггарта, он беспокоился за него. В прищуренных слабых глазах без очков читалась отчаянная мольба не вредить каптенармусу. Скотине, назначившей за ничтожный проступок двадцать плетей, а потом пришедшей развлекаться к избитому, наплевав на его здоровье. Конечно, на любом корабле рано или поздно… начинает сказываться отсутствие женщин. К этому можно по-разному относиться, тем не менее, обычно на это приходится закрывать глаза. Но Джеймсу казалось, если кто-то, пользуясь своим положением, вот так “навещает” человека, совсем недавно под руки притащенного в лазарет, следует вмешаться. И вот мир в очередной раз доказал, насколько он непрост. Это даже не пират, спасающий тонущую девушку. Казалось бы всё однозначно. И вот понимаешь, что, наказав преступника, сделаешь хуже жертве. Каптенармус всё это время держался с исключительным спокойствием. Может быть, и вправду, что-то было неверно понято? Защищать человека, который тебе вредит - это как-то совсем нездорово… А парень вроде нормальный… Относительно. Адмирал приложил ладонь ко лбу.