Устрашимый
Шрифт:
Бадд и Датчанин отправляются каждый на свою вахту.
– Так тебя оставили старшиной? А то говорили всякое.
– Оставили.
Ну конечно, с каких пор на “Неустрашимом” за преступления снимают с должностей?
– Хорошо … Только помни, Красавчик, если бой, на абордаж тебе теперь нельзя.
– П-помню. Я б-б-больше не хочу!
Адмирал и не знал, что в прошлом бою фор-марсовый хотел в абордажную команду. А ещё Бадда всё чаще зовут Красавчиком, а не Деткой. И на Детку он похож уже меньше. Улыбка всё такая же широкая, но в ней появилось что-то виноватое…
– Как ваше здоровье, мистер Бадд?
– Всё зажило, сэр!
– Вот и славно. Хорошего дня, матрос.
– Спасибо, сэр! И вам, сэр! И сп-пасибо, что вступились за меня, сэр, - парень посерьезнел, - Датчанин рассказал мне.
– Я исполнял долг судьи.
– Сэр…
– Да?
– А правду говорят, что вы были матросом?
Датчанин, который наверняка и проговорился, тяжело вздохнул. Нет, всё же Бадд пока еще Детка. Может, повзрослее, чем прежде, но ненамного.
– Да. Палубным. Отработал путь до дома после кораблекрушения. Это все вопросы?
– Д-да, сэр… Простите, сэр…
– Вы вправе знать, кто вами командует. А теперь приступайте к своим обязанностям.
– Так точно, сэр!
Адмирал неожиданно для себя обменялся с гротовым усталыми улыбками. С Баддом всем было непросто, но он всё же славный малый. Хорошо, что его не казнили.
Возле нового каптенармуса вьется Крыса. Прямо Чайка, а не Крыса. Этот кивает, ему на всё плевать. И хорошо.
Вроде бы всё готово для еще одного бессмысленного дня на “Неустрашимом”, и тут вперёдсмотрящий орет, что видит французов…
***
Этот бой адмирал почти не запомнил. Были у него и более успешные, были и менее. Упрекнуть себя было не в чем. Каких-то гениальных решений тоже не вспоминалось. Ну победили. Большой радости не ощущается, но неплохо же. Французский корабль “Атеист” был сильно поврежден, хотя и не потоплен (вот и думай, помогает ли Господь атеистам). В “Неустрашимый” тоже попало несколько ядер. Вира ранило, так что саблю от французского капитана получил лейтенант Сеймур. Адмирал рассудил, что из двух разбитых корыт выбирают менее осточертевшее. К тому же, на более осточертевшем, не ровен час, может разойтись сплетня, что второй помощник толкнул капитана навстречу ядру. “Неустрашимый” всё-таки. К радости остальных офицеров, Норрингтон вызвался конвоировать пленников в Англию.
Среди прочих сопровождающих взял с собой Очкарика. Сказал, денщиком. Поверили или нет, пусть отправляются к морскому Дьяволу. Не хватало только, чтобы кому-то пришло в голову после отплытия одного из бывших судей отыгрываться на свидетеле. Да и толку от парня во флоте никакого. Надо вернуть домой.
Адмирал зашёл в лазарет попрощаться с Виром. Правила приличий оставались правилами приличий. Должно быть, капитан считал так же. По крайней мере, он принёс извинения. За дверью слышался испуганный голос старшего фор-марсового “Так он жив? Жив? Благослови его Бог!”. Не Детка и не Красавчик. Убогий. Лучше клички ему никто не придумал.
– Не передо мной вы должны извиняться. Сэр.
Капитан
– Да… И всё же мне жаль, что мы… Не сработались.
– Мне тоже, - соврал адмирал. А сам подумал, что, впишись он в эту команду, впору было бы покинуть флот. На французский корабль он уходил если не с радостью, то с надеждой. По крайней мере, хуже не будет. К своему удивлению, к французскому капитану он испытывал симпатию. Тот, кто назвал корабль “Атеист”, хотя бы не будетперекладывать за всё ответственность на бедную античную Фортуну. Не стоит быть слишком суровым с пленниками. Размышляя так, адмирал взошёл на борт.
========== Бонусная глава ==========
Комментарий к Бонусная глава
Написана в благодарность моему редактору, Любе, большой поклоннице мистики. Можно считать или не считать этот бонус частью основной истории. Кому как нравится!
Осенью 1797 года капитан Вир отмечал возвращение в родную Англию. Он кое-как восстановился после ранения, хотя к непогоде шрамы ныли немилосердно. Впрочем, в ближайшие дни погода обещала быть теплой для этого времени года, хотя ее немного портил обычный лондонский туман. Капитан рассказывал друзьям о недавнем плаванье. Доброе вино развязало ему язык, потому, хоть и с некоторыми купюрами, рассказал он и о суде над фор-марсовым Баддом.
– …По правде сказать, - закончил он, - сейчас я рад, что нашелся тот, кто остановил мою карающую руку.
– Так как, вы сказали, его звали?
– уточнил господин с необычно острыми зубами, примкнувший к пирушке вместе со своим дородным другом несколько позже остальных.
– Адмирал Джеймс Норрингтон, - с охотой ответил капитан.
– Вы уверены? Ничего не путаете?
– Вполне уверен! А в чем дело?
– Видите ли, этого не может быть. Последний адмирал Норрингтон, как раз Джеймс Норрингтон, погиб в водах карибского бассейна более полувека назад. Я это точно знаю, я работаю с документами. Другого адмирала Норрингтона нет и не будет. Этот род прерван.
***
– Оно тебе надо было?
– смеялся толстяк, уже покинув вечеринку.
– А как же! Ты только вспомни его физиономию!
– зубастый тоже хохотал во всё горло.
– Ты так однажды всех нас выдашь со своими шуточками, - укорил толстяк друга.
– Не выдам! Еще полчаса поболтают о призраках, потом перейдут к историям о поддельных документах. А хоть бы и выдам! Правде никто не верит.
– Ну смотри! Под твою ответственность!
– толстяк, наконец, отсмеялся, - Что с адмиралом, кстати? Принимаем?
– Простовата была проверочка, но парень справился. Завтра вызову к себе и верну память. Знаешь, возвращать им настоящие воспоминания я больше всего люблю в своей работе!
– Тебе лишь бы поиздеваться… Нет, чтоб поздравить нового агента времени…
– Поздравлю, поздравлю… Добрый ты наш!
Оба засмеялись. Мимо проехал запоздалый кэб, и они остались на улице вдвоём. На всякий случай прошли до угла пешком, а потом растворились в вечернем тумане.