Устрашимый

Лана90

– Ладно. Я не капеллан. Матрос, если вы передумаете, всегда можете написать жалобу… Лекарь давно ушёл? Где он?

– Значит, не за дверью… - мрачно проговорил каптенармус, хотя понял это еще до разговора.

– Ладно, чёрт с ним!
– на адмирала уставились две пары никогда не видевших Тортуги глаз, но ему было всё равно. Царапины можно водой промыть и платком перевязать. Нечего было сюда приходить. Вот уж действительно: меньше знаешь, крепче спишь!

Хотелось сорваться на лекаре, который чёрт знает сколько времени чёрт знает где шляется, когда у него пациент в лазарете, но лекарю в тот день повезло. Джеймс вышел на палубу, которую уже послушно перестали драить.

– Хорошего дня, сэр!
– улыбчивый матрос увидел,

что таким солнечным днем кто-то не в духе, и захотел поддержать.

– И вам, матрос, приступайте к своим обязанностям.

Джеймс вспомнил, что он заперт в бедламе, со всех сторон окруженном водой, и что-то сделать с этим практически невозможно. Уже у себя в каюте он окончательно решил не придавать делу законный оборот. Позже в своём решении пришлось жестоко раскаиваться.

========== Часть 4 ==========

Я считаю, надо сказать мерси,

что противник не атакует.

(И. Бродский)

– Адмирал Норрингтон, капитан ждёт вас в своей каюте.

Вестовой Альберт… Этот везде найдёт. С чего это капитан вызывает второго помощника? Корабль вошел во вражеские воды, пора обсудить стратегию? Очкарик передумал и подал жалобу, теперь нужны показания свидетеля? Еще что-то стряслось? Что могло выгнать Звездного Вира из библиотеки?

Альберт открыл дверь капитанской каюты. За столом собрался весь командный состав. Ну точно что-то стряслось. Или вошли во вражеские воды. Адмирал заметил на столе выпивку. Не перестараться бы на глазах у почтенного собрания… Он на Тортуге совсем потерял чувство меры, а разговор, похоже, будет серьезный. Или нет…

Капитан Вир широко улыбнулся. Наверно, шире Убогого из фор-марсовых.

– Ну вот теперь все в сборе! Адмирал Норрингтон, пожалуйте к нашему столу… Мальчик, налей адмиралу, вот так, молодец, можешь идти к себе… Итак, господа! Мы с вами скоро входим во вражеские воды! Отметим это по нашей доброй традиции!

Традиция… Джеймс, как и остальные, выпрямился с рюмкой в руке, мысленно напоминая себе не забывать о норме, не прихлебывать ни из горла, ни из чужих рюмок, не употреблять тортугских выражений и не давать капитану понять своих мыслей о нём. Ну, и после пирушки сорваться в запой было бы крайне нежелательно. Нет. Ему нельзя пить. Каждому в этой комнате можно, а вот он превратится в тортугскую скотину. Как же паршиво…

– За короля!
– провозгласил капитан первый тост с такой торжественностью, будто именно распитие первой рюмки в его каюте обеспечит победу в войне. Джеймс как-то представлял, что за короля сражаться надо, а за него, оказывается, нужно пить. Надо было каждую бутылку на Тортуге поднимать за короля, тогда бы Британская империя выиграла войну в первый день…

Капитан сиял ярче всех орденов и пуговиц, проданных Джеймсом на том злосчастном пиратском острове. Ладно, тост как тост. Никто не виноват, что его предложил Вир, а в каком-то смысле и этот библиотекарь служит короне. Оставалось ответить со всеми “Храни его Бог!” и приложить рюмку к губам. Тонкий аромат коснулся ноздрей. Наверно, не тортугская дрянь… Тем более не стоит. Не прослыть бы ещё французским шпионом, не желающим пить за Его Величество… Но что же теперь, устраивать себе второй запой, уже на имперском корабле, да ещё во вражеских водах? Следующий тост был за Англию. Почему-то на Ямайке он звучал иначе. Ностальгически? Казалось бы, здесь война близко, тост уместен… И даже предложил не Вир, а кто-то из лейтенантов. Что же не так? Но тем проще не пить. Он снова приложил рюмку к губам. Как скоро заметят, что она не пустеет? Что тогда сказать? «Случайно» опрокинуть на стол (после путешествия на «Чёрной жемчужине» труд полотёров воспринимался совсем по-другому)? Но, может, и не заметят? Все о чём-то спорят…

Адмирал вскоре понял, что не следит за нитью разговора.

Точнее, не может уследить, даже будучи трезвым. Или как раз поэтому. Обсуждали какие-то бои и мятежи, до которых никому не было дела в колониях. Завязался идиотский спор, кто опаснее - враги или мятежники. Норрингтон надеялся отмолчаться: мало было лейтенанта Сеймура, так еще среди флотских офицеров присутствовал один армейский. Этот точно при случае напишет в штаб, если Сеймур своих сдавать постесняется. Не повезло: капитан, искренне смущаясь, что один из гостей всё время молчит, поинтересовался его мнением. Бедный Звёздный Вир, привык к всеобщему восхищению, может быть, и вправду думает, что разговаривать с ним уже большая радость, и уж, конечно, ему не приходит в голову, что кому-то может не нравиться библиотекарь в роли командира… Кто ему только корабль доверил… Впрочем, “Разящий”, при всём профессионализме экипажа, утонул, а это перекрашенное корыто, гружённое вот этой всей зеленью подкильной, плавает. А значит, надо мило улыбнуться и ответить то, что они хотят услышать. Что мятежники, конечно, опаснее. Вот только по ржавому якорю им в глотки.

– Полагаю, французы, господа. Мы не можем предотвратить их нападений, тогда как не допускать мятежа вполне в наших силах.

Похоже, капитана такой ответ удовлетворил. Видимо, вспомнил, что от него тоже что-то зависит.

– Долой французов!
– громогласно объявил он. Оказалось, после этого тоста надо картинно опрокинуть рюмку на пол. Был бы неплохой шанс её опорожнить, но Джеймс машинально приложил рюмку к губам. Похожую ошибку совершил кормчий Флинт, должно быть, изрядный пьяница, так что удалось превратить всё в шутку, хотя и резковатую:

– Вы тоже помните, что этот пол кто-то будет мыть, мистер Флинт?

Кто-то посмеялся, кто-то смутился, кормчий заулыбался. Общий разговор распался на несколько поменьше, и градус официоза заметно упал. Когда Альберт вернулся в каюту и объявил, что корабль вошел во вражеские воды, офицеры допили вино и разошлись.Джеймс всё же выпил эту проклятую рюмку. Своего алкоголя он не привозил, капитанский снова достанется не скоро. Должно обойтись без запоя. Должно. В винах капитан Вир разбирался лучше, чем в руководстве кораблем. Выпей Джеймс в начале беседы, непременно сорвался бы. Но теперь снова хотелось пить. Уйти в пьяные видения и не видеть никого из сегодняшних собутыльников. И корабля их не видеть. И матросов. Очевидно, повинуясь здешней традиции, они тоже пьют. Слышались куплеты про Дейви Джонса. Знали бы они… А ведь, если бы знали, всё равно бы пели. И справедливо. Джонс стал легендой и заслуживал песен больше того, кто его пленил. К тому же на таком имперском корабле пираты кажутся благороднее командного состава… Ну и извечное «свободные люди». Свободные от устава и от морали. Иногда кажется, местные офицеры тоже, но про них не споют: их видят каждый день.

Воспоминания увлекли и не дали уснуть почти до самого построения. К тому же за ночь жажда стала сильнее. Кое-как приведя себя в порядок (зеркало уверяло, что получилось, хотя сам Джеймс этого совсем не чувствовал), он подумал, что надо бы что-то хлебнуть с утреца, как в старые добрые тортугские времена, но вспомнил, что не брал в каюту выпивку, как раз, чтобы эти времена не повторились. А значит, пора было выходить на палубу, навстречу утреннему свету… будь он проклят!

Мимо пробегала какая-то фигура. Джеймс остановил её.

– Матрос… Это не приказ… Вы вправе отказать. Можно вашу фляжку?

– К-конечно, сэр! Т-только там грог.

– Да хоть что… - Джеймс отхлебнул. Один глоток. От него ничего не будет. Он не сорвётся от одного глотка. К тому же на людях он не станет просить ни у кого фляжку… Напротив стоял Убогий и неуверенно улыбался. Просьба второго помощника его удивила.

– Спасибо, мистер Бадд.

– Да не за что, сэр!

– Подождите, что с вашим глазом?
– Норрингтон не сразу заметил, что глаз у матроса подбит.