Устремлённая в небо
Шрифт:
Я больше не была уверена, что смогу продолжать это. Вставать чуть свет, все утро копаться в М-Боте. Каждый день выматываться на уроках, потом тащиться на ночь обратно в свою пещеру. Спать урывками, видя во сне людей, которых я подвела, или, хуже того, видеть кошмары о том, как я убегаю…
– Пссссс!
Я остановилась и посмотрела на рацию, прицепленную к рюкзаку.
– Пссссссссссс! Спенса!
Я оглядела коридор. Справа – это что, Киммалин, одетая в черное?
– Жучик?
Она энергично замахала, подзывая меня.
Потом мне захотелось дать себе пинка. Идиотка! Это же Киммалин!
Я подошла к ней:
– Ты что?..
– Ш-ш-ш-ш! – шикнула она, просеменила по коридору и осторожно заглянула за угол. Потом снова махнула мне рукой, и я, окончательно сбитая с толку, последовала за ней.
Так мы еще пару раз свернули в пустых коридорах. Нам даже пришлось нырнуть в туалет, и Киммалин заставила меня ждать там вместе с ней, ничего не объясняя. Наконец мы добрались до коридора с цепочкой дверей. Женские комнаты. У одной из комнат о чем-то болтали две незнакомые мне молодые женщины в летных комбинезонах, с нашивками звена «Звездный дракон».
Киммалин держала меня там, выглядывая из-за угла, пока те двое наконец не ушли в другую сторону. Я обратила внимание, что мы с Киммалин пришли со стороны черного хода, противоположной от столовой. Так она заболела или нет?
После ухода тех девушек из одной двери высунулась голова ФМ – ее короткие волосы были подколоты блестящей заколкой. Киммалин стрелой метнулась к ней, я – следом, и мы влетели в комнату.
ФМ захлопнула дверь и ухмыльнулась. Их маленькая комната осталась такой же, какой я ее запомнила, только одну из кроватей убрали после гибели Утра. Осталась койка у левой стены и кровать у правой. Между ними на полу лежала груда одеял и стоял столик, а на нем – два подноса с едой: тарелки с горячим супом, тофу из водорослей и толстые ломти хлеба. Настоящего хлеба. С настоящим суррогатным маслом.
Мой рот наполнился слюной.
– Мы попросили, чтоб нам дали побольше, – сказала Киммалин, – но они принесли суп, потому что думают, что мы болеем. Но все же, как сказала Святая, «не проси больше, когда уже что-то имеешь».
– Они убрали лишнюю кровать, – добавила ФМ, – так что мы сложили несколько одеял на пол. Вот только туалетом пользоваться будет непросто, но мы тебя прикроем.
До меня наконец дошло. Они притворились больными, чтобы можно было попросить ужин в комнату и поделиться им со мной. Они тайком провели меня к себе и устроили для меня подобие кровати.
О звезды! Я почувствовала такую огромную благодарность, что едва не расплакалась.
Но – воины не плачут!
– Ой. У тебя такой сердитый вид… – испугалась Киммалин. – Не сердись. Мы не думаем, что ты слишком слабая, чтобы дойти до своей пещеры. Мы просто подумали… ну, понимаешь…
– Что приятно иногда сделать перерыв, – сказала ФМ. – Даже великие воины иногда устраивают себе перерыв, верно, Спенса?
Я
– Отлично! – сказала Киммалин. – Тогда давайте поедим. А то после всех этих махинаций я просто умираю с голоду.
28
Этот суп был вкуснее крови моих врагов.
Хотя, если учесть, что я никогда не пробовала вражеской крови, возможно, это было не очень справедливо по отношению к супу.
Он был вкуснее любого другого супа. У него был вкус смеха, любви и признательности. Его тепло сияло у меня внутри, словно раскаленное добела ракетное топливо. Я угнездилась в одеялах с миской на коленях, а Киммалин и ФМ болтали.
Я изо всех сил сдерживала слезы. Я не буду плакать!
Но у супа был вкус дома. Почему-то.
– Я же тебе говорила, что этот наряд заставит ее пойти со мной, – заявила Киммалин. Она сидела на кровати, скрестив ноги. – Черный цвет всегда интригует.
– Ты точно чокнутая, – сказала ФМ, помахав ложкой. – Нам повезло, что тебя никто не увидел. Непокорные слишком рьяно выискивают причины оскорбиться.
– Ты тоже Непокорная, ФМ, – сказала я. – Ты здесь родилась, как и все мы. Ты – гражданка Объединенных Пещер Непокорных. Почему ты упорно делаешь вид, будто ты какая-то другая?
ФМ как-то уж очень радостно ухмыльнулась и, казалось, даже ждала этого вопроса.
– Быть Непокорным, – сказала она, – это не только вопрос нашего гражданства. Это всегда преподносится как некий образ мыслей. «Истинный Непокорный думает так» или «Быть Непокорным значит никогда не отступать» – и все в том же духе. Поэтому, по их же логике, я могу не быть Непокорной по своему собственному выбору.
– И… ты этого хочешь? – спросила я, склонив голову набок.
Киммалин протянула мне еще кусок хлеба.
– Она думает, что вы все чуточку… агрессивны.
– Опять это слово! Ну кто так разговаривает?
– Эрудированные люди, – сказала Киммалин и отправила в рот ложку супа.
– Я не желаю, чтобы меня связывали путы автократии и национализма, – снова заговорила ФМ. – Чтобы выжить, нашему народу пришлось создать сцементированное общество, но попутно мы сами себя поработили. Большинство людей никогда не задают вопросов и механически повинуются. Остальные повышают агрессию до такого уровня, при котором трудно испытывать естественные чувства!
– Я испытываю естественные чувства, – сказала я. – И буду драться с любым, кто это оспорит.
ФМ посмотрела на меня.
– Выбираю мечи. На рассвете, – пробормотала я, вгрызаясь в хлеб. – Но, возможно, я не смогу встать, потому что объелась хлебом. Вы правда, что ли, все это едите каждый день?
– Дорогая, а что ешь ты? – спросила Киммалин.
– Крыс, – сказала я. – И грибы.
– Каждый день?
– Раньше я приправляла крысятину перцем, но он закончился.
Девушки переглянулись.