Утерянная брошь
Шрифт:
– Но наше Дело?! Неужели мы сбежим, так ничего и не… – в неподдельном отчаянии она отшатнулась от портьеры. Нервный спазм сдавил ей горло, и, как выброшенная на песок рыба, она судорожно глотала ртом воздух.
– Выпей воды, – налил из графина Ржевуцкий и, дождавшись, когда жена сделала глоток, продолжал. – Отнюдь, Китти. Ты уедешь в Варшаву, а оттуда в Вену. Напишешь отцу в Лодзь, он тебя без средств не оставит. Я же вернусь и окончу начатое. Так что мои вещички не трогай, свои пакуй.
– Но как, как ты окончишь начатое?! – с усилием прохрипела женщина.
– На Марсовом поле денно и нощно стучат топоры. На берегу Лебяжьей канавки возводят помост, нечто вроде царской
– Стало быть, ты задумал…?
– Подстрелю царя, как зайца, во время церемониального марша его гвардейских полков. Уже и дата известна. Высочайший смотр назначен на 25 октября, инако послезавтра, – ровно через пять месяцев со дня неудачного выстрела Антония в Булонском парке, да храни его Матка Боска!
– Но ты не успеешь вернуться к означенному сроку, да и в этой квартире нельзя оставаться ни минуты!
– Квартиру найму по приезду, это мелочи, Китти. Подобным вздором не нужно забивать себе голову. К тому же я знаю, как поспеть к параду, – категорическим тоном заявил пан Станислав и, чмокнув жену, закрылся в кабинете.
На следующее утро чета Ржевуцких в сопровождении супругов Лиховцевых сели в подкатившую к подъезду коляску и отправились на станцию Петербургско-Варшавской железной дороги. Казимир не смог проводить родственников, поскольку ушел в университет непривычно рано.
Глава 22. Смерть филера
– Значитца, в Варшаву подались?
– Служащий билетной конторы на вокзале подтвердил. Профессор, в смысле наблюдаемый, купил два билета первого класса до Варшавы. Наперво спросил второй класс, однако оных билетов в конторе не оказалось, уж раскупили все, тогда он первый класс взял. Агент Хлыщ с ними поехал, ваше благородие.
– Провожал их кто?
– Господин Лиховцев с супругою.
– У Хлыща, поди, денег нет на подобные путешествия, – озабоченно покачал головой полицейский чиновник.
– При мне двенадцать рубликов серебром имелось, так я ему все до последней копеечки отдал, да и у самого сколько-то кредиток, Хлыщ сказывал, в портмоне лежало, – не преминул сообщить о своих финансовых одолжениях филер.
– Багажа много у них?
– Что много, не скажу, ваше благородие. Всё коробки разные да саквояж один. Да! Был при них футляр темной кожи, длинный такой, полагаю, музыкальный струмент какой в нем.
– Зрительную трубу мог подобный футляр содержать?
– Мог, отчего бы и нет, тока разумею, для зрительной трубы великоват он, хотя… – мысленно прикидывал размеры футляра филер, – сгодится и для трубы, ваше благородие.
– А как ты экипаж с лошадьми без призора бросил, умыкнуть ведь могли? – удивился неожиданной информированности агента-кучера Блок.
– Дык, когда коляска с наблюдаемыми к станции Варшавской железной дороги подкатила, Хлыщ сразу понял, что они тикать собрались, и знак мне подал, дабы я вослед их коляски по пандусу на дебаркадер гнал. Когда Профессор в билетную контору отошел, Хлыщ за ним приглядел, а когда тот билеты купил, служащего конторы опросил да ко мне оттуда возвернулся.
– Деньги как ему отдал?
– Когда он ко мне возвертался, как кассира опросил, про деньги и сказал, опосля чего приказал за собою идтить да за наблюдаемыми смотреть. Я с козел да за ним. На перроне уж дотумкал, по какой надобности мне за ними смотреть надобно.
– Публика на платформе была, когда вы там появились? – желал знать детали полицейский чиновник.
– Поезд возле перрона уж стоял, а публика, как отъезжающая,
50
Показал жетон наблюдательного агента Сыскной полиции.
51
Площадки со ступеньками в торцах вагона, поднявшись на которые пассажиры попадали в вагон. В описываемое время вагон первого класса был разделен на два отдельных салона для курящих и некурящих с местами (мягкие диваны и кресла, пол устлан коврами) для 8 пассажиров в каждом. При другой планировке вагоны не разделялись и имели сквозной проход вдоль одного, в размер вагона, салона на 16 пассажиров. Удобства и буфет находились на станциях следования, в вагонах предусматривались одни рукомойники, поэтому остановки были частыми и продолжительными.
– Лихо Хлыщ придумал с ними ехать. Дай бог, чтоб в дороге не засветился, инако худо будет, вся работа наша коту под хвост, – обеспокоенно нахмурил брови полицейский чиновник. – А вдруг наблюдаемые на дебаркадере или еще где на вокзале вас срисовали? – Блок вперился колючим взглядом в агента.
– Когда возле вокзала остановились, дабы дальше по пандусу ехать, там толкотня образовалась, затор, так сказать, и мы ожидали малость. Хлыщ в карете дверцу приоткрыл да про то, что ехать ему придется, мне прокричал. Да там такой гвалт стоял, что его услышать никто не мог, а вот срисовать… Разве что когда по перрону ходили. Али его одного, али меня, али вдвоем нас обоих возле кареты. Наверняка не скажу, ваше благородие, – честно признался филер.
– Ладно, Смурной. Опосля драки кулаками не машут. Главное, вы их выследили. Что еще доложить имеешь?
– Хлыщ просил передать, чтоб в Варшаве оный поезд встречали и телеграфом тамошних агентов предуведомили.
– Понятно, что уведомим. Не по Варшаве же ему савраской скакать, чай, по Питеру набегался, – отпустил филера полицейский чиновник.
За чаем Чаров читал записку от Блока с подробным изложением вышеприведенных событий, когда слуга Прохор доложил о приходе Шныря.
– Наблюдение за домом Лиховцевых снято, ваше высокоблагородие, – с порога сообщил о взволновавшем его открытии он.
– А уж не за кем наблюдать. Ржевуцкие отбыли в Варшаву, и агент Сыскной полиции Хлыщ следует с ними в одном поезде, – Чаров потряс перед глазами запыхавшегося филера запиской полицейского чиновника.
– Сбежали, стало быть!
– Установленное за собой наблюдение заметили, или какие, пока что неведомые нам, обстоятельства послужили причиной их скоропалительного отъезда, – подумал о визите к Пирогову пана Станислава судебный следователь, о коем также уведомлял Блок.
– Коли так, они и сегодняшнее сопровождение до станции Варшавской железной дороги заприметили.