Утерянная брошь
Шрифт:
– Могли и севшего в их вагон филера, хоть он и в соседнем салоне пребывает, срисовать.
– В таком разе они до Варшавы не поедут, ваше высокоблагородие, а попытаются незаметно сойти где-нибудь по пути.
– Одна теперь надежда на ловкость и знание службы агента Сыскной полиции, – пробормотал Сергей. – Ну а что твой подопечный? Куды свои стопы направлял?
– Раненько пошел в классы, занятия еще не начались, так он в библиотеке до самых классов просидел, опосля в столовой отобедал, а дальше на дачу к Кройцу ездил, да ужо в седьмом часу от инженера возвертался, – кивнув на напольные,
– Стало быть, инженера не забывает, – нахмурился судебный следователь.
– По всему видать, с важной ношей оттудова возвернулся, а когда на дачу ехал, сумку свою легко через плечо перекидывал и абы как нес. Вестимо, что-то ценное у инженера забрал. Уж больно аккуратно да с великими предосторожностями он ее обратной дорогой нес.
– У благонамеренного студента сумка книжками набита, а они, как известно, подобного к себе отношения не требуют.
– Вот-вот, ваше высокоблагородие, и я о том, – с энтузиазмом подхватился Шнырь.
– Ежели у тебя все, ступай. За студентом сейчас не то что глаз нужен, а телескоп целый. Впрочем, один может и в карете покемарить, пока другой наблюдает.
– Оно, конечно, можно, ваше высокоблагородие, только черный ход в квартире имеется.
– И что с того? Едино на улицу студент выйдет, двором же сквозного проходу нет, – удивился сентенцией опытного филера Сергей, знавший упомянутые дворы как свои пять пальцев.
– Так-то оно так, а вдруг он на дерево, что возле конюшни растет, залезет да на крышу оной конюшни перейдет, а с той крыши в другой двор утекёт да на седьмую линию через арку выйдет?
– Но там же арка с воротами?
– Точно так, ваше высокоблагородие, однако ж я проверил, воротами та арка на ночь не запирается.
– В таком разе, тебе видней, – под напором железных аргументов филера сдался судебный следователь. – Однако тревожно мне, Шнырь, – Чаров посмотрел агенту в глаза. – Полагаю, студент гадость какую от Кройца привез. Коли что подозрительное приметите, оповести немедля. На часы ночные не смотри. Сейчас Прохор провизии тебе даст, дабы веселей вам службу несть, ну а ежели ничего не случится, завтра, как обычно, с докладом в портерную приходи, – он отпустил филера и не налил ему водки.
Катаржина не имела возможности объясниться с Казимиром, лишь поставила его перед фактом своего вынужденного отъезда и вновь предупредила, что следить могут и за самим Лиховцевым. Любовник воспринял ее известие спокойно, попросив только помнить о нем, чем немало озадачил ожидавшую совсем иной реакции женщину. Причиной необычного поведения молодого человека послужило известие о смертельном диагнозе пана Станислава, кое со слезами на глазах сообщила ему мать. «Взорву царя и женюсь на Катишь, после того как сбежим с ней в Америку», – с той минуты ни о чем другом он уже не помышлял и, приехав к Кройцу, без зазрения совести позаимствовал на даче необходимые для сборки бомбы компоненты.
О торжественном шествии на Марсовом поле императорских гвардейских полков Казимир узнал из газет и решился взорвать государя, когда тот выйдет из кареты и проследует к возведенной у Лебяжьей канавки ложе. «Изловчусь и метну снаряд, да пользуясь
– Что, барин, нравится наша работа? – с удивлением увидав зеваку, обозревавшего охваченное предрассветными сумерками Марсово поле с высоты царской ложи, пробасил куривший трубку плотник.
– Еще как нравится, любезный! Будто на ипподроме славных времен римских побывал! – не переставал восхищаться Лиховцев.
– Настоящая ляпота будет, когда оную ложу с трибуной белым сукном оденут да цвятами с лентами в гирляндах уберуть! – довольный похвалой незнакомца чмокал губами мастеровой.
– А успеете к сроку? – взволнованно вопросил Казимир.
– Высочайший смотр на один час пополудни назначен. День цельный сягодня и утро завтрева. Поспеем, барин. Цвяты бы тока из оранжереи Ботанического саду доставить не запоздали. Сягодня их низя ладить, к утру завтрева уж увянуть, – пускал дым мужик.
Когда Казимир вернулся завтракать, взять сумку и идти в классы, еще не было и шести. Фрол приехал к дому Лиховцевых без пяти шесть и не застал ранних «выходов» студента, тогда как Шнырь присоединился к ученику минуты на три позднее.
Попрощавшись с сестрой, пан Станислав прошел в вагон и с наслаждением опустился на мягкий, обитый синим бархатом великолепный диван. Пользуясь моментом общей сутолоки и возбужденных разговоров остальных пассажиров, еще неостывших от проводов и тягот посадки, он дал знак Катаржине, и та прильнула к нему.
– Поедешь одна до Варшавы и скажешь соседям или жандармам, коли они вдруг пожалуют да обо мне спросят, что муж повстречал в Гатчине друга детства, коего не видал тыщу лет, и перебрался к нему в вагон. На самом деле я сойду в Гатчине и возвращусь дилижансом в Петербург, а может, найму извозчика.
– Кондуктор тоже удивится твоим отсутствием, когда сунется в наш салон, да и поездное начальство уведомить может.
– Ежели обер-кондуктор тебя обо мне спросит, ври как и соседям.
– Узнать правду пану оберу будет несложно, Стась. Достаточно приказать нашему кондуктору, тебя он в лицо знает, обследовать все вагоны.
– Когда правда раскроется, изобразишь покинутую мерзавцем мужем жену и устроишь спектакль со слезами и воплями, как писано во французских романах, кои ты ненавидишь, – не удержался, дабы не съязвить, пан Станислав. – В саквояже спрятан ремингтон со всеми потребными для стрельбы принадлежностями, а кольт я оставил себе, – продолжал он. – Странно, не нашел к нему коробки с патронами, пришлось прикупить, – Ржевуцкий выразительно посмотрел на супругу.