Утерянная брошь

Монт Алекс

«Видать, у сурьезных людей Князь ту безделицу слямзил», – повторила не раз слышанные умозаключения женщина и, расплывшись в улыбке, сорвалась навстречу появившемуся в дверях Мишке.

Слова кумы поменяли намерения коридорного, и он поспешил убраться восвояси, живя все последующие дни в постоянном страхе. Визиты в гостиницу чинов Сыскной полиции, судебного следователя, а также неуемных газетчиков не прибавляли настроения Николаю и держали его в постоянном страхе, и когда Чаров прямо спросил, не желает ли он возвратить взятую в нумере убитого Князя брошь, коридорный с облегчением принес жегшую ему руки безделицу.

– Хороша-а-а-а… – с видимым восхищением протянул Шувалов. – Прекрасная вещица, а какая чудесная работа! – он поднес брошь к свету. –

У государя превосходный вкус! Кстати, как предполагаете обставить возвращение броши княжне?

– Покамест не думал о том, ваше высокопревосходительство, – пожал плечами Сергей.

– А вот и напрасно. Подобное надо обдумать до мелочей, – взгляд шефа жандармов потеплел, и лукавая улыбка заиграла на его красивом лице. – А так, мои поздравления, Чаров. На высочайшем смотре вы проявили себя с наилучшей стороны, а то, что случились жертвы, в том не ваша вина. Буду ходатайствовать о следующем вам классном чине вне правил 60 , а по поводу обещанного повышения, право, не знаю. По линии Окружного суда вам его затруднительно получить, а вот в моем ведомстве карьера ваша будет обеспечена.

60

Речь идет о награждении следующим классным чином надворного советника, поскольку Чаров получил чин коллежского асессора полгода назад.

– Премного благодарен, ваше высокопревосходительство, однако должен упомянуть о роли наблюдательного агента Шныря, да и чиновник Сыскной полиции Блок не меньше моего достоин награды.

– Ничего не имею против неоспоримых заслуг Шныря, а вот господин Блок позволил себе непозволительную дерзость обратиться через голову начальства к обер-полицмейстеру по одному известному им обоим делу, и генерал Трепов уже выразил свое неудовольствие. Но не будем об этом, – махнул рукой шеф жандармов и кивнул на стул бывшему на ногах судебному следователю. Есть ли у вас какие соображения насчет вдохновителя кражи сего великолепия у княжны Долгоруковой? – не переставал любоваться брошью Шувалов.

– Журавский намеревался встретить на Николаевском вокзале инокиню Татьяну, с коей я имел сомнительное удовольствие свести намедни знакомство. Полагаю, ей была предназначена украденная у княжны безделица. Об этом свидетельствуют записи Журавского, однако признать графиню Закревскую за главную и единственную вдохновительницу кражи считаю не верным. Слишком уж фанатичной и ограниченной показалась мне представляющаяся инокиней графиня. Вместе с тем, кто может стоять за ней, из просмотренных записей в бумагах Князя не видно. Остается только предполагать и домысливать, ваше высокопревосходительство.

– Заместивший своего отца на должности министра императорского двора граф Адлерберг и его супруга Екатерина Николаевна, в девичестве Полтавцева, мои давние недруги, – шефа жандармов потянуло на откровенность. – Впрочем, для вас эта не новость, – пристальный взгляд Шувалова уткнулся в судебного следователя. – Супруга графа Александра Владимировича направляла безумную инокиню и подговорила ее найти подходящего для подобной затеи человека.

– Но зачем?!

– Любой скандал, способный отвлечь любопытствующее внимание света и направить его в противоположную от Адлербергов сторону, выгоден графу и необходим как воздух его семье. А ежели при этом можно больно лягнуть шефа жандармов, проморгавшего выстрел Березовского в Булонском парке, и очернить его имя в глазах императрицы, – в нервной ажитации он сильно закашлялся. – Замысел с кражей безделицы был коварен, но до примитивности прост. Намекнуть ее величеству, а может и государю наследнику, что именно Шувалов поспособствовал приезду Долгоруковой в Париж из Неаполя, и предъявить эту брошь. Дата «30 мая» убийственна сама по себе, – шеф жандармов возбужденно ткнул ногтем в гравировку.

– Стало быть, интрига с кражей безделицы направлена своим острием против вашего высокопревосходительства?

– У Адлерберга миллионные долги, причем они только растут, несмотря на их выплаты из казны по приказу неизменно покровительствующего ему государя. Управляющий

контролем и заведующий кассой Министерства двора барон Кистер слывет за эконома и цербера царского злата, но это лишь ширма, за коей творятся вопиющие беззакония. Барон есть кукла Адлерберга, а не наоборот, как представляется многим. Граф – настоящий распорядитель императорских денег. Он и только он распоряжается средствами государева кабинета и, пользуясь болезнью своего отца, вкладывает значительные суммы в бумаги, кои имеют обращение на бирже. Однако оные операции не восполняют его личных неумеренных трат. Отсюда и долги, о коих Адлерберг то и дело плачется государю, а его величество их тайно уплачивает. К примеру, из секретных сумм Министерства внутренних дел. Ваш дядюшка мне о том сказывал, причем министр финансов делает вид, что ни о чем не догадывается.

– Но это неслыханно! Министр двора путает свой карман с государственным, а император тому потворствует, – воскликнул судебный следователь и, испугавшись, что ляпнул лишнее, потупил взор.

– А вы бываете горяч, как я посмотрю, – хмыкнул Шувалов. – Из вашей сентенции напрашивается вывод, что его величество ставит дружбу с Адлербергом выше интересов государственной казны. Должен вам заметить, Чаров. Государь самодержавный монарх и хозяин Земли Русской, а посему волен поступать по своему разумению и перекладывать свои деньги из одного кармана в другой, как он заблагорассудит.

– Однако ж во время оного перекладывания пропадают значительные суммы. Эпоха подобного э-э-э… восточно-расточительного отношения к государственным финансам безвозвратно канула в Лету, ваше высокопревосходительство.

– Только не в России, Чаров.

– Но отчего государь так слепо благоволит Адлербергам? – он не мог взять в толк первопричину необъяснимого расположения царя к министру двора и его семейству.

– Ноги растут из их прошлого, Чаров. Состоя при особе государя, когда тот был наследником, и будучи его адъютантом, он сделался ему другом и поверенным его тайн. Когда же Александр Николаевич взошел на трон, Адлерберг извлек из расположения его величества невероятные для себя выгоды. Не желая ворошить эту тему, скажу лишь одно. Ежели примете мое предложение и поступите в Третье отделение, а лучше… – граф умолк на мгновение, – продолжите исполнять мои поручения, служа в каком ином ведомстве, вам предстоит вскрыть заразный гнойник, имя которому казнокрадство и мздоимство высоких чиновных особ.

– В таком разе прежнюю службу в Окружном суде мне придется оставить, ваше высокопревосходительство.

– Переведетесь в Министерство внутренних дел или государственных имуществ, где будете состоять чиновником по особым поручениям.

– А как быть с содействием коммерческим интересам Полякова? – дернул черт задать неудобный вопрос судебного следователя.

– Намерения Полякова пока что совпадают с интересами государства. Прокладка железных дорог необходима империи. Не поможем мы Полякову, он найдет иных лиц, кто доставит ему требуемые концессии, как нашел ранее ныне покойного министра почт и телеграфов графа Толстого. Увы, такова жизнь, Чаров. Россией нельзя управлять в белых перчатках, прилипшая к рукам грязь тотчас видна будет.

– Коли я решусь поменять место службы, мне понадобятся э-э-э… гарантии вашего высокопревосходительства.

– Я обещаю вам свое покровительство, а оно, поверьте, кое-чего да значит, – улыбнулся на прощание Шувалов.

Глава 30. Заключительная

За пару верст от Вильно поезд стал притормаживать и под оглушительные свистки паровоза остановился в полуверсте от вокзала. Виной тому явилось перегонявшееся стадо свиней, чей курс пролегал через железнодорожные пути рядом со станцией. Презрев закрытый шлагбаум и кнут погонщика, весело хрюкавшие хавроньи устремились на переезд. Этим воспользовалась пани Катаржина. Во время долгой остановки в Динабурге полячка заметила повышенное внимание к их салону обер-кондуктора, а провокационный характер его вопросов насторожил Ржевуцкую. Зная наперед, что Ландварово отстоит от Вильно не далее двадцати верст, она решила не рисковать и под предлогом узнать причину внезапной остановки сошла с поезда с набитым деньгами ридикюлем.