Утерянные победы
Шрифт:
Было совершенно бессмысленно пытаться опровергнуть эти аргументы Гитлера. Он мог бы, как обычно бывало в таких случаях, возразить мне, что я не могу судить об этих вопросах, поскольку я лишен общей перспективы. Мне оставалось только еще и еще раз указывать на серьезность обстановки, сложившейся на нашем северном фланге, и подчеркивать, что предпринятые группой контрмеры ни в коем случае не могут привести к окончательному преодолению опасности. Необходимо каким бы то ни было путем как можно скорее перебросить за северный фланг группы армий еще одну новую армию, сосредоточив ее в районе Ровно, чтобы ликвидировать угрозу охвата крупными силами противника.
Так как в таком широком кругу, в каком обычно проходили «доклады об обстановке», дальнейшая дискуссия с Гитлером не обещала успеха, я попросил разрешения переговорить с ним только в присутствии начальника Генерального Штаба. С явным неудовольствием, недоверчиво ожидая, что я ему теперь преподнесу, Гитлер дал свое согласие. Представители ОКБ, Геринга, адъютанты, секретари Гитлера, а также оба стенографа исчезли. Последние
После того как все присутствующие, кроме генерала Цейтцлера, ушли, я попросил у Гитлера разрешения говорить совершенно открыто.
Ледяным тоном, насупившись, Гитлер ответил: «Пожалуйста». Я начал со следующих слов: «Надо ясно отдавать себе отчет, мой фюрер, в том, что чрезвычайно критическая обстановка, в которой мы сейчас находимся, объясняется не только неоспоримым превосходством противника. Она является также следствием того, как у нас осуществляется руководство военными действиями». По мере того как я произносил эти слова, лицо Гитлера стало принимать напряженное выражение. Он уставился на меня таким взглядом, который говорил об одном: теперь он хочет подавить твою волю, заставить тебя замолчать. Я не припоминаю, чтобы я когда-либо видел взгляд, который так передавал бы силу воли человека. Один из аккредитованных в Берлине послов в своих воспоминаниях описывает впечатление, которое произвел на него Гитлер при первой встрече. В своем описании он особо подчеркивает то влияние, которое оказывают глаза Гитлера; как раз на него они тогда произвели очень сильное положительное впечатление. В его лице, наделенном грубыми чертами, только глаза и были чем-то привлекательным, во всяком случае, наиболее выразительным. Теперь он уставился на меня этими глазами, как будто хотел своим взглядом заставить противника пасть ниц. У меня промелькнула мысль о заклинателе змей из Индии. Это была, так сказать, безмолвная борьба, длившаяся в течение нескольких секунда Я понял, что взглядом своих глаз он запугал или, пользуясь, правда, вульгарным, но подходящим для этого случая выражением, «прижал к ногтю» не одну свою жертву. Однако я продолжал и сказал ему, что из того, как у нас организовано руководство вооруженными силами, ничего дельного не получится. Я вынужден вернуться к моему предложению, которое я излагал уже дважды. Ему нужен для общего руководства военными действиями один, однако действительно ответственный начальник Генерального штаба, на совет которого в вопросах руководства военными действиями он мог бы положиться. Если это предложение будет принято, для Восточного фронта так, как это уже имеет место в Италии и на западе, – необходимо назначить одного командующего, который должен иметь в рамках общего руководства военными действиями полную самостоятельность.
Так же как и в обоих предыдущих случаях, когда я говорил Гитлеру о необходимости коренных изменений его методов руководства военными действиями, и на этот раз он отнесся к моим предложениям резко отрицательно. Гитлер заявил, что только он, обладая всеми средствами государственной власти, может эффективно руководить военными действиями. Только он в состоянии решать, какие силы могут быть выделены для отдельных театров военных действий и тем самым как на них нужно проводить операции. Геринг также никогда не подчинится указаниям другого лица.
Что касается назначения командующего Восточным театром военных действий, то он опять произнес уже один раз цитировавшиеся мною слова о том, что никто другой не обладает таким авторитетом, как он. «Даже мне не подчиняются фельдмаршалы! Не думаете ли вы, что вам они будут больше подчиняться? В случае необходимости я могу смещать их с занимаемых постов, никто другой не может иметь такой власти», – выкрикнул он мне в лицо. Мой ответ, что приказы, которые отдавал бы я, были бы выполнены, он оставил без внимания и на этом закончил наш разговор [97] .
97
С военной точки зрения назначение Манштейна начальником Генерального штаба (со всей полнотой власти, подразумевающейся для преемника Г. Мольтке – старшего и А. Шлиффена) было бы разумным. Манштейн был лучшим генштабистом Германии и самым талантливым ее полководцем. Он одинаково умело руководил войсками не только в наступлении, но и в подвижной обороне: создание Миус-фронта, оборона южного течения Днепра, контрудары под Харьковом и Житомиром могут рассматриваться как непревзойденный с тех пор шедевр активной оборонительной стратегии.
И в 1943-м, и в 1944 годах Манштейн сделал все, что было в человеческих силах, для спасения южного крыла Восточного фронта. Лишь благодаря его руководству позиция Германии на востоке не разваливалась в течение долгих полутора лет. Но и этих сверхусилий оказалось недостаточно – ни для группы армий «Юг», ни для Рейха в целом. В обстановке января 1944 года назначение Манштейна ответственным начальником Генерального штаба уже почти ничего не могло изменить.
Снова потерпела фиаско моя попытка по-хорошему подействовать на Гитлера, с тем, чтобы он согласился на изменения в организации нашего Главного командования,
Таким образом, мне пришлось вернуться, ничего не добившись ни в отношении облегчения положения группы армий, ни в отношении разумного урегулирования вопроса о нашем Главном командовании. Однако это никак не означало, что мы отказались от борьбы за то, чтобы, наконец, добиться свободы маневра для нашего фланга в Днепровской дуге, и за усиление северного фланга нашей группы армий.
В связи с отрицательными результатами переговоров в Ставке фюрера для группы армий не оставалось ничего иного, как продолжать борьбу в Днепровской дуге. На ее северном фланге необходимо было действовать так, чтобы сорвать попытки противника окружить 4 танковую армию и прорваться в южном направлении, в результате чего были бы перерезаны тыловые коммуникации южного фланга.
Противник с неослабевающей силой в течение всего января продолжал в Днепровской дуге атаки на позиции, которые мы все еще должны были удерживать. С особой силой он обрушивался на восточный участок 8 армии. Но и на участке, занимаемом теперь 6 армией, войска вынуждены были непрерывно отражать вражеские атаки. Они велись как в направлении на позиции, расположенные в Днепровской дуге, фронтом на север, так и с юга против никопольского плацдарма.
Если наш фронт в течение января смог удержаться не только в районе никопольского плацдарма, но и в Днепровской дуге, то это объясняется самоотверженностью немецких войск, простого немецкого солдата. Его подвиги во время этих непрерывных тяжелых оборонительных боев вообще не поддаются описанию. Немецкий солдат был здесь символом верности, чувства долга, повиновения и служения Германии!
Благодаря таким действиям немецких войск, а также находчивости командования обеих армий успехи намного превосходившего нас в людях и технике противника в этом районе по-прежнему были незначительными. Правда, 8 армия была несколько оттеснена на запад. Был взят Кировоград. Однако противнику по-прежнему не удавалось осуществить прорыв для окружения наших войск в Днепровской дуге [98] .
На левом фланге группы армий обстановка была крайне тяжелой. То, что 4 танковая армия не могла оказать сильного сопротивления натиску превосходящих сил противника и сдала Бердичев, а та же отошла, чтобы создать сплошной фронт хотя бы на большей части своего участка, дальше на запад и юго-запад, было еще не самым опасным. Гораздо более опасным было то, что противник примерно к 6 января понял, какие большие шансы на успех он может получить при использовании разрыва линии фронта между 1 танковой армией и правым флангом 4 танковой армии, а также большой бреши, образовавшейся между 4 танковой армией и группой армий «Центр». В этом районе действовал лишь изолированный слабый 59 ак, отступавший с боями на Ровно.
98
В первых числах января Второй Украинский фронт провел Кировоградскую операцию. Три общевойсковые армии: 53 И.М. Манагарова с приданным 5 гв. мк Б.М. Скворцова, 5 гвардейская А.С. Жадова с 7 мк Ф.Г. Каткова, 7 гвардейская М. С. Шумилова с 5 гвардейской танковой армией П.А. Ротмистрова должны были взять Кировоград и выйти на рубеж Федоровка – Юрьевка – Ингуло-Каменка. Не имея значительного общего превосходства в силах, командующий фронтом И.С. Конев создал на избранном для наступления участке 80 км сильную группировку, состоящую из тридцати стрелковых дивизий, пяти механизированных и танковых корпусов (еще три стрелковых дивизии и два подвижных корпуса оставались в резерве фронта).
К утру 8 января Кировоград был освобожден. Противник потерял свыше 15 тысяч человек, 293 танка, 256 орудий, 40 штурмовых орудий.
Войска фронта за двое суток прорвали оборону на фронте в 70 километров и в глубину на 30 километров. Противник был отброшен на сто километров за Днепр.
Было ясно, что русские приостановили наступление на фронте 4 танковой армии, чтобы использовать свои шансы на ее открытых флангах.
Силами трех армий (18, 1 гвардейской и 3 гвардейской танковой армий) противник стремился теперь разгромить северный фланг 4 танковой армии, в то время как 60 и 13 армии русских продвигались далее к северу, осуществляя параллельное преследование в направлении на Ровно.