Утешение Философией
Шрифт:
И теми, коих Нот {92} сжигал в пустынях.
Ведь сила никакая не могла
Смирить Нерона — кесаря злодейства!
Сколь тяжек века был удел, связавший
С отравою неправедный сей меч!
II.7. На это я ответил: Ты сама знаешь, что надо мной никогда не имело власти честолюбивое стремление к достижению преходящих благ, и хотя я больше всего желал стоять у кормила государственных дел, но это не могло способствовать умалению добродетели.— Тогда Философия сказала: Да, единственное, что может привлекать возвышенные от природы души, еще не достигшие высшей границы добродетели, это желание известности и славы вследствие достижения, высших должностей в государстве. И все же поразмысли, насколько подобные притязания ничтожны и беспочвенны. Известно, что весь круг земель, как ты узнал из астрономических наблюдений, представляет собой точку в системе небесного пространства {93} . Если его сравнить с величиной небесной сферы, то можно сказать, что пространство его ничтожно мало. Лишь четвертая часть этой земли, занимающей так мало места, в мире, как стало известно тебе из сочинений всеведущего Птолемея {94} , населена знакомыми нам существами. Если от этой четвертой части мы мысленно отнимем площадь, занимаемую морями и болотами и отделим от нее области, опустошаемые засухой, то людям для проживания останется лишь очень ограниченное .пространство. И заключенные в этом крошечном мире, как бы огражденные отовсюду, вы помышляете о .распространении славы и прославлении .имени? Но может ли быть великой
92
Нот — западный дождливый ветер.
93
Ср.: Макробий, Комментарий к Сну Сципиона, I, 1.
94
Птолемей Клавдий — греческий астроном, живший во II в. н. э. Считал, что Земля является неподвижным центром вселенной. По свидетельству Кассиодора, Боэций комментировал учение Птолемея в своем трактате, посвященном астрономии. См.: Кассиодор. Варии, I, 45.
95
Во времена Марка Туллия — т. е. Цицерона (I в. до н. э.).
96
Определение вечности Боэций дает в «Утешении», V, пр. VI.
97
Эту историю, относя ее к Еврипиду, излагает Плутарх. См.: Плутарх, О благочестивой жизни, 532.
Какой смысл заключен в славе для выдающихся людей, о которых идет речь, стремящихся к славе ради добродетели? Что,— я спрашиваю,— им до славы после уничтожения тела смертью? Ведь если предположить то, что наш рассудок отказывается допустить, будто люди умирают полностью {98} , слава вообще ничто, поскольку тот, кому она воздается, вообще больше не существует. Если же душа, осознающая самое себя, освободившись из земной темницы {99} , устремляется в небо, разве она не посмотрит с презрением на все земные деяния, она, которая, вкушая радости неба, ликует, что освободилась от земных пут!
98
Возможно, имеется в виду утверждение Эпикура о том, что души людей также смертны.
99
Влияние пифагорейско-платоновского представления о земном теле как темнице души. Ср.: Платон. Государство, VII, 514ab.
II.7(v). Каждый, кто к славе душою стремится своей
Высшим благом считая ее,
Взор обратит пусть на неба великий простор,
С ним нашу землю сравнив.
Он устыдится тогда даже имя назвать,
Славой что ложной вознесено.
Ведь не по силам и малость заполнить ему
Нашей земли! Так зачем
Вы стремитесь спасти свою жизнь, гордецы,
От тяжелого смерти ярма?
Слава ваша достигнет, возможно, племен
Дальних. У всех она на устах.
Дом известен пусть общим признаньем, пусть так! {100}
Дела нет ей до почестей ваших совсем.
Всё презрит и сравняет всех смерть.
Где Фабриция {101} прах, или Брута {102} , скажи,
Иль Катона {103} ,— и что он теперь?
Слава тех, кого нет на земле,— звук пустой,
Хоть способна их всех пережить.
Не одно нам припомнится,— много имен,
Где же люди, носившие их?
100
Ср.: Сенека. Октавий, 960.
101
Гай Фабриций Лусцин — римский консул и легат. В 280 г. до н. э. участвовал в битве при Гераклее и вел переговоры с царем Эпира Пирром о выдаче военнопленных. Пирр, как утверждает молва, предлагал ему большие сокровища и звал его к себе на службу, но легат отказался. Фабриций стяжал славу человека честного, прямого и неподкупного.
102
Брут — Боэций, вероятно, имел в виду или Луция Юния Брута (VI в. до н. э.), который, согласно легенде, возглавил восстание против этрусского царя Тарквиния Гордого и основал в Риме республику (Тит Ливий. История, I, 5), или Марка Юния Брута (85–42 гг. до н. э.), римского политического деятеля, одного из убийц Цезаря. Потерпев поражение от Октавиана в сражении при Филиппах, Брут покончил с собой (Тацит. Анналы, I, 2; Плутарх.
103
Катон — не вполне ясно, кого из двух знаменитых Катонов имел в виду Боэций. Катон Марк Порций (Старший) (234–149 гг. до н. э.), консул и цензор, известен тем, что был поборником старины и защитником аристократических привилегий. Снискал известность своими неизменными требованиями в сенате разрушить Карфаген, который был политическим соперником Рима. Вошел в историю как символ непреклонности. См. Плутарх. Жизнеописание Катона. Катон Марк Порций (Младший), или Катон Утический (96–46 гг. до н. э.), правнук Катона Старшего, римский политический деятель и философ — стоик, противник Юлия Цезаря. Когда Юлий Цезарь одержал победу, покончил жизнь самоубийством. См.: Плутарх. Жизнеописание Катона.
Вы — безвестны, бессмертия слава не даст,
Не продлит она жизнь никому.
День придет, и погаснет обманчивый блеск,
Ждет вторая вас смерть лишь тогда.
II.8. — Но чтобы ты не счел, что я веду против Фортуны безжалостную войну, я должна отметить, что она заслуживает и человеческой признательности, будучи иногда не совсем обманчивой, а именно, когда она раскрывается, обнажая свое лицо и показывая свой нрав. Мне кажется, ты не совсем понял, о чем я толкую. Достойно удивления то, о чем я намереваюсь сказать, поэтому я едва могу выразить свои суждения словами. Я полагаю, что неблагосклонная Фортуна выявляет свою сущность лучше, чем дарящая милости. Она приобретает обманчивый облик счастья, когда кажется ласковой, но всегда правдива, когда, отворачиваясь, раскрывает свое непостоянство. Первая — обманывает, вторая — наставляет. Первая связывает души наслаждающихся образом ложных благ, вторая — освобождает, давая познания бренности счастья. Итак, ты [можешь] видеть, что она не только ветрена и переменчива, не всегда осознающая самое себя, но и благоразумная, собранная, постигающая последствия собственной враждебности. Наконец, Фортуна, приносящая счастье, увлекает ласками сбившихся с пути от истинного блага, враждебная — обычно тянет крюком оступившихся к истинным благам. Или, может быть, ты считаешь, что не заслуживает высокой оценки то, что эта жестокая и ужасная Фортуна раскрыла тебе души верных друзей и отделила истинных друзей от мнимых, ведь, удаляясь, она увлекла своих [за собою], а твоих — оставила. Сколько бы ты отдал, чтобы узнать это, пребывая в безопасности и счастье! Перестань же оплакивать утраченные богатства, так как ты обрел самые драгоценные сокровища — друзей.
II.8(v). В мире с добром постоянным
Рядом живут перемены.
Вечен союз двух враждебных,
Разных вполне оснований.
Феб на златой колеснице
Розовый день нам приносит,
Геспер восходит ночами.
Море смиряет волненье.
И не дозволено суше
В водный простор разгоняться.
Связью единой скрепляет
Все лишь любовь в этом мире {104} ,
Правит землею и морем,
И даже небом высоким.
104
Связью единой скрепляет все лишь любовь в этом мире — представление о любви как связующем начале всего сущего, великой надмировой силе, управляющей космосом, характерно для античной философии. Так, например, древнегреческий философ Эмпедокл считал, что именно любовь гармонизирует мир, соединяя начала, разделенные враждой, в единое целое. Эта же идея пронизывает диалоги Платона «Тимей», «Федр». См. также: Аристотель. О небе, II, 2, 258 а; Лукреций Кар. О природе вещей, I, 1-40. Такими же представлениями о любви, лежащей в основе космической гармонии, почерпнутыми у любимого им Боэция, вероятно, руководствовался Данте, завершивший свою «Божественную комедию» словами: «Любовь, что движет солнце и светила», которые являются практически цитатой из «Утешения».
Если бразды вдруг отпустит,
Сразу к борьбе устремится
Все, что рождает движенье
В дружном согласии, мигом
Гневными станет врагами,
Мир повергая в руины.
Только любовь и способна
Смертных в союзе сплотить всех.
Таинство брака чистейших
Свяжет влюбленных навеки,
Верным диктуя законы.
Счастливы люди, любовь коль
Царствует в душах. Любовь та
Правит одна небесами.
КНИГА ТРЕТЬЯ
III.1. Уже умолкло ее пение, но я все еще жаждал внимать ему, напряженно стремясь удержать слухом сладость умолкнувших песен. Спустя мгновение я воскликнул: О высшее утешение измученных душ! Ты так согрела меня своими мудрыми рассуждениями и сладостью пения, что я теперь считаю себя выше ударов судьбы. Я уже не только не боюсь тех сильнодействующих средств, о которых ты говорила, но даже требую их и желаю слушать тебя.— На это она ответила: я почувствовала твое настроение уже тогда, когда ты молчаливо и сосредоточенно слушал меня. Я ждала его появления у тебя или, вернее, я сама этого добивалась. Те средства, которые следует тебе принять, таковы, что если их только попробовать,— будут мучительны, но принятые всем существом — принесут усладу. Поскольку ты говоришь, что хочешь меня слушать, интересно, воспылаешь ли ты еще более сильным желанием, если узнаешь, куда я поведу тебя? — Куда же,— спросил я.— К истинному счастью,— промолвила она,— о котором грезит твоя душа, лишь смутно улавливая его образ, но не имея сил проникнуть в его суть.— Тогда я воскликнул: Молю тебя, покажи без промедления, что оно представляет собой в действительности.— Хорошо,— промолвила она,— ради тебя самого я попытаюсь выразить причину блаженства в словах, поскольку она все-таки тебе небезызвестна. Чтобы, рассмотрев ее, ты мог бы, обратив взор в другую сторону, познать облик истинного блаженства.
III.1(v). Тот, кто целинное поле решает засеять,
От кустарника пашню очистит,
Срежет терний умело колючий,—
Урожай принесла бы Церера.
Людям мед мнится слаще пчелиный,
Если раньше лишь горечь вкушали.
Звезды блещут отраднее смертным,
Стихнет дождь коль, что Ночь им приносит.
Ночи тьму Люцифер прогоняет,
День коней розокрылых выводит.
Ты, кто к ложному счастью стремился,
Сбросить гнет его жаждешь скорее.
Да придет к тебе истины благо!
III.2. Потупив на мгновение взор и как бы побывав в священной обители разума, она продолжила: Забота всех смертных, в которых воплотились их разнообразные усилия, устремляется различными путями, однако направлена к одной цели — блаженству. Блаженство есть благо, которое, когда оно достигнуто, не оставляет желать ничего большего. Оно то же, что высочайшее благо, содержащее в себе все другие блага, которое, если в нем чего-либо недостает, не может быть наивысшим, поскольку вне его остается нечто, чего можно пожелать. Очевидно, блаженство — это совершенное состояние, которое является соединением всех благ. Его, я сказала бы, все смертные стараются достичь разными путями, так как неявная жажда блага от природы присуща человеческой душе, однако ошибочное представление о нем приводит [людей] в заблуждение и увлекает в сторону от него. Так, некоторые полагают, что владеют высшим благом тогда, когда ни в чем не ощущают недостатка, вследствие этого они трудятся, чтобы достичь богатства. Другие, почитая за благо быть заслуженными и удостоенными почета, пытаются занять почетные должности и добиться уважения у своих сограждан. Есть и такие, которые видят высшее благо в незнающем предела могуществе. Эти или сами стремятся царствовать, или стараются приблизиться к правителям. Те, для кого известность кажется важнее всего прочего, спешат прославить свое имя искусством войны или мира. Большинство же людей измеряет благо по плодам радости и приятности, наивысшим счастьем они почитают пребывать в постоянном наслаждении. Находятся и такие, которые смешивают цель и движущие причины: они желают богатства ради доставляемых им могущества и наслаждений или же стремятся к власти ради богатства, либо для прославления имени. У них и у им подобных человеческие действия и побуждения, [их вызывающие], меняются местами. Так происходит, например, когда кажется, что знатность и любовь народа могут принести известность, или когда желают иметь жену и детей из-за удовольствия, ими доставляемого. Лишь обретение друзей, что представляется мне священнейшим видом блага, зависит не от Фортуны, а от добродетели, причиной же стремления к прочим благам может считаться либо могущество, либо удовольствие.