Утешительная партия игры в петанк
Шрифт:
Она выпрямилась и отпустила его.
Ага! Догадался Шарль, малыш его разыграл. Родители вовсе не умерли, просто сейчас их нет дома, а девица, присматривающая за детьми, позволяет им делать все, что угодно.
У не слишком благоразумной девицы, которую против света, как он ни старался, ему было не разглядеть, оказалась неотразимая улыбка. Хотя и с изъяном. Один из резцов слегка налезал на соседний зуб.
Он проскользнул в ее тень, хотел поздороваться, чтобы
Слишком много она пережила, чтобы наниматься в няньки к чужим детям, и все, что он увидел на ее лице, несмотря на улыбку, это подтверждало.
Все.
Она дунула на выбившуюся прядь, чтобы лучше разглядеть его, сняла толстую кожаную рукавицу, вытерла руку о штаны, и подала ему, таки измазав и его смолой с опилками.
– Добрый вечер.
– Добрый вечер, – ответил он. – Я… Шарль…
– Очень приятно, Чарльз…
Она произнесла его имя по-английски, и, услышав, что его называют по-другому, он вдруг растерялся.
Как будто бы он уже и не он. Стал легче и… четче.
– Я Кейт, – добавила она.
– Я… Я приехал с Лукой за… Достал из кармана «косметичку».
– Понимаю, – улыбнулась она несколько иначе, натянуто, – пыточный аппарат… So, вы приятель Ле Менов?
Шарль задумался. Знал, как принято отвечать в таких случаях, но уже чувствовал, что пудрить мозги такой девушке бесполезно.
– Нет.
– Вот как?
– Был когда-то… Я имею в виду Алексиса и… да нет, ерунда… старая история.
– Вы его знали, когда он был музыкантом?
– Да.
– Тогда я вас понимаю. Когда он играет, он мне тоже друг…
– Он часто играет?
– Нет. Alas[142]…
Молчание.
Вернулись к принятым нормам.
– А вы откуда? Подданная Ее Королевского Величества?
– Well… Yes и… нет. Я… – продолжила она, вытягивая руку, – я отсюда…
Ее рука очертила все: костер, детей, их смех, собак, лошадей, луга, леса, реку, капитана Хаддока, усадьбу с просевшей крышей, первые звезды, полупрозрачные, и даже ласточек, которые, в отличие от нее, силились очертить своими скобочками все небо.
– Здесь очень красиво, – прошептал он.
Ее улыбка затерялась где-то вдалеке.
– Сегодня вечером, да…
Встрепенулась:
– Джеф! Ну-ка закатай свои треники, а то спалишь их, малыш…
– Уже пахнет жареной свининой! – раздался чей-то голос.
– Джеф! Мешуи! Мешуи![143] – подхватили другие.
И Джефу пришлось присесть и закатать перед прыжком свои треники из стопроцентной синтетики с тремя адидасовскими полосками.
То есть с шестью, поправил сам себя Шарль: как бы он ни был сбит с толку, предпочитал
Ладно, шесть так шесть. Только не пытайся нас провести…
Вы о чем?
Эй… «Очень красиво», выслуживаешься, значит, а сам разглядываешь ее руку.
Конечно… Вы видели, как она прорисована? Столько мускулов на такой тонкой руке, это же удивительно! Ну и что?
Эээ… Простите, но линии и изгибы это все же моя профессия… Как же, знаем…
Чей-то восхитительный хохот прервал нашего зануду Джимини-Крикета.[144]
Сердце у него так и оборвалось. Шарль медленно повернулся, определил источник этого фонтанирующего веселья и понял, что приехал не зря.
– Анук, – прошептал он.
– Простите?
– Вон там… Она…
– Да?
– Это она?
– Кто она?
– Вон та малышка… Дочка Алексиса?
– Да.
Это была она, Та, что прыгала выше всех, визжала громче всех и смеялась как сумасшедшая.
Ее взгляд, рот, лоб, и тот же отпетый вид.
То же тесто. Та же закваска.
– Хороша, правда?
Шарль, на седьмом небе, согласно кивал ангелам.
В кои-то веки взволнован радостно.
– Yes… beautiful… but a proper little monkey,[145] – подтвердила Кейт. – Она еще задаст жару нашему другу Алексису… А ведь он так старательно спрятал все выдающееся в футляр, с ней он еще попляшет.
– Почему вы так говорите?
– Насчет футляра?
– Да.
– Не знаю… Мне так кажется.
– Он совсем перестал играть?
– Почему, играет… Когда немного выпьет.
– И часто с ним это случается?
– Никогда.
Уже известный нам Джеф прошел мимо, потирая икру. На этот раз и впрямь пахло жареным.
– Как вы ее узнали? Она не очень-то на него похожа.
– По бабушке.
– Это та, которую дети звали Банук?
– Да. Вы… знали ее?
– Нет. Практически нет… Однажды она приезжала с Алексом.
– …
– Я помню… Мы пили кофе на кухне, в какой-то момент она встала якобы отнести чашку в мойку и подошла ко мне сзади, погладила по голове…
– …
– Бред какой-то, но я вдруг расплакалась… Только почему я вам все это рассказываю? – спохватилась она. – Простите меня.
– Прошу вас, продолжайте, – попросил он.
– Мне тогда было нелегко. Думаю, она была в курсе моего… my predicament[146]… нет во французском такого слова. скажем, того дерьма, в которое я вляпалась. Потом они уехали, но через несколько метров машина остановилась, и она вернулась ко мне.
Вы что-нибудь забыли?