Утешительная партия игры в петанк
Шрифт:
Через несколько часов, блаженствуя на подушках, Кейт спросит у Шарля, выдержит ли он зиму.
— Я не понимаю, о чем ты спрашиваешь…
— Тогда забудь, — шепнула она, поворачиваясь и отстраняя его руку, чтобы улечься на живот.
— Кейт?
— Да?
— Твой вопрос можно понимать по-разному…
— …
— Чего ты боишься, любимая? Меня? Холода? Или что зима будет слишком долгой?
Всего.
Вместо ответа долго ласкал ее.
Волосы, спину, bottom.
Перестал
Они больше не нужны.
Снова услышать ее стоны.
И пусть спит.
Сейчас он сидит в кабинете и пытается разобраться в результатах испытаний арок на сопротивление неравномерным нагрузкам…
— Это что за бредятина? — Филипп выскочил из своего кабинета, потрясая пачкой бумаг.
— Не знаю, — ответил Шарль, не отрывая глаз от монитора, — а в чем дело…
— Подтверждение участия в каком-то дурацком тендере на строительство идиотского банкетного зала в Петаушноке-Мухосранском! Вот что!
— Вовсе он не идиотский, этот мой банкетный зал, — спокойно ответил Шарль, склоняясь над графическим планшетом.
— Шарль… Что это за бред? Я узнаю, что на проошлой неделе ты летал в Данию, что ты собрался снова работать на старика Сизу, а теперь этот…
Поняв, что за монитором не отсидишься, он выключил компьютер, откатился назад, схватил пиджак и спросил:
— У тебя есть минутка выпить со мной чашечку кофе?
— Нет.
— Придется найти.
Тот пошел было в их офисную кухонку:
— Нет, не здесь. Давай спустимся. Мне надо сказать тебе пару слов…
— И о чем же ты хочешь со мной поговорить? — вздохнул партнер, уже на лестнице.
— О нашем с тобой брачном контракте.
Между ними стояло уже пять пустых чашек.
Конечно, Шарль не стал с ним делиться, как трудно удержать за рога напуганную козу, когда ей делают педикюр, но все же рассказал достаточно для того, чтобы напарник понял, на каком ковчеге он отправился в плавание.
Молчание.
— Но… Как это… Кой черт понес тебя на эту галеру? [355]
— Чтобы пристать к берегу, — засмеялся Шарль.
Молчание.
— Знаешь поговорку про деревню?
— Валяй…
— «Днем скучно, ночью страшно».
Улыбался. Решительно не понимал, как в этом доме может быть хоть мгновение скучно и чего можно бояться, если тебе повезло спать в объятиях такой героической женщины…
Да еще с такой красивой грудью…
— Что ты все молчишь да улыбаешься, как идиот… — продолжал он удрученно.
355
Ж.-Б. Мольер. Плутни Скарпена. Действие II.Явление XI / Мольер Ж.-Б. Собрание сочинений. Т.2., М., 1957 г. С. 490. Пер. Р. Дарузес.
— …
— Тебе очень скоро все это осточертеет.
— Нет.
— А
(Филипп как раз находился в процессе развода с третьей женой).
— Да нет… Я-то как раз не знаю…
Молчание.
— Эй! — продолжал Шарль, хлопая его по плечу, — я не собираюсь оставлять дело, я просто хотел тебя предупредить, что теперь буду работать по-другому…
Молчание.
— И такая заварушка из-за женщины, с которой ты едва знаком, которая живет в пятистах километрах отсюда, у которой уже пятеро своих шалопаев и которая носит носки из козьей шерсти?
— Именно…
Опять молчание, очень долгое.
— Знаешь, что я тебе скажу, Баланда…
(Ох уж этот снисходительно-благожелательный тон знатока мух и колбасных обрезков… Тьфу!)
Компаньон повернулся, подзывая официанта, и закончил фразу:
— Это замечательный проект.
И еще, придерживая дверь:
— Слушай… Мне кажется, или ты уже попахиваешь навозом?..
17
В первый раз отец не вышел встречать их к ограде.
Шарль обнаружил его в подвале, в полной растерянности, он не понимал, зачем он сюда спустился.
Поцеловал его и помог подняться в квартиру.
Еще больше расстроился, рассмотрев его при свете. Как изменилось его лицо.
Кожа огрубела. Пожелтела.
К тому же… Он весь порезался, бреясь к их приезду…
— Папа, в следующий раз я подарю тебе электробритву…
— Брось, сынок… Не траться…
Довел его до кресла, сел напротив и долго вглядывался в его поцарапанное лицо, надеясь найти в нем что-нибудь более ободряющее.
Анри Баланда, этот величественный старик, почувствовал это и сделал все, чтобы отвлечь внимание единственного сына.
Но пока он пудрил сыну мозги своим садом и кухней, тот невольно погружался в раздумья о ближайшем будущем.
Значит, он тоже скоро умрет… И так без конца?
Не завтра. И, будем надеяться, не послезавтра, но… Анук была совершенно права, когда говорила. Мистенгета отдал Алексису, а в память о ней останется только одно: жизнь.
Как дар.
Закудахтала мать, и отвлекла его от глубокой философии на мелких местах:
— А как же я? Ты что, меня даже не поцелуешь? Ты только стариков в этом доме замечаешь, да? — она тряхнула своим париком. — Господи помилуй… Что это за прическа… Никогда с этим не смирюсь… У тебя же были такие замечательные волосы… Что ты смеешься, как дурачок?
— Потому что твое наблюдение стоит всех тестов ДНК! Такие замечательные волосы… Только родная мама могла сморозить эдакую глупость!
— Если бы ты действительно был моим сыном, — процедила она сквозь зубы, — в твоем возрасте ты бы был полюбезнее, можешь мне поверить…