Утонуть в крови
Шрифт:
Саломея легла спать не раздеваясь и положив кинжал под подушку.
Новый день лишь едва зародился в виде розовой полосы на востоке, над кронами дальнего леса, а железные била уже загромыхали вновь, пробуждая московлян ото сна и призывая их браться за оружие.
На этот раз, перед тем как идти на приступ, татары довольно долго обстреливали стену детинца камнями и горшками с зажигательной смесью. Метательные машины татар были установлены в поле на расстоянии, недосягаемом для русских стрел.
Проводив Владимира Георгиевича на сечу с врагами,
О том, что московляне напрягали все силы, чтобы отразить лезущих на стену татар, говорило то, что сначала княжеские гридни забрали с собой на стену конюхов и псарей с княжеского подворья, а к концу дня оружие раздали уже слугам-отрокам и самым крепким из челядинок.
Помимо того что московлянам приходилось отражать натиск татар, им еще надо было гасить пожары у себя за спиной, дабы не дать огню распространиться по всему плотно застроенному детинцу.
Татары вновь отступили, когда заходящее солнце скатилось к лесистой кромке горизонта.
Саломея сама прислуживала за ужином Владимиру Георгиевичу, поскольку две челядинки были убиты на стене татарскими стрелами, остальные оказывали помощь израненным дружинникам.
Князь еще не отужинал, когда к нему пожаловал Филипп Нянко.
– Дела наши хуже некуда, княже, – хмуро проговорил воевода, осушив чашу с медовой сытой. – Еще один такой штурм, и в нашем воинстве никого не останется. Стена с восточной стороны пробита камнями в нескольких местах, две башни сгорели дотла. Еще огнем уничтожены три терема и монастырское подворье.
Владимир Георгиевич продолжал молча жевать гречневую кашу с хлебом, не глядя на воеводу. Его измученный вид говорил лишь о том, что он хочет поскорее упасть и заснуть, а до всего остального ему нет дела.
– Подмоги из Владимира нам, скорее всего, не дождаться, княже, – тем же тоном продолжил Филипп Нянко. – Тридцать гридней во главе с сотником Могутой и тиуном Фаддеем сгинули где-то. Вероятно, они напоролись на татар и погибли в схватке. У нас около двухсот убитых, а раненых вдвое больше. Может, уже завтра мунгалы прорвутся в Верхний град. – Воевода помолчал и добавил: – Я в ответе за тебя, княже, перед твоим отцом, поэтому настаиваю, чтобы ты этой же ночью ушел из города в леса.
Владимир Георгиевич перестал жевать и удивленно взглянул на воеводу. С тем же удивлением на лице застыла на пороге Саломея с подносом в руках, на котором стояло блюдо с мочеными яблоками. Она услышала последние слова воеводы, войдя в трапезную.
– Как я выберусь из города, ежели вокруг повсюду мунгалы рассыпались? – спросил князь.
– Мунгалы засели в Нижнем граде и в становищах с восточной стороны, а за речкой Неглинкой нехристи лишь редкие дозоры расставили, – промолвил Филипп Нянко с видом заговорщика. – Тебе, княже, надо спуститься по веревке со стены, перейти по льду Неглинку и бежать прямиком к лесу. Мои
– Задумка неплохая! – усмехнулся Владимир Георгиевич. – Токмо постыдно это для князя – бежать от опасности вот так, тайком.
– Это не бегство, княже, – возразил чернобородый воевода. – Тебе надо будет где-то раздобыть лошадей и поскорее добраться до Владимира. Твои братья что-то слишком долго войско собирают, вот ты и поторопишь их со сборами в поход. А я покуда буду оборонять твой град от нехристей. Некогда раздумывать, княже! – Воевода встал из-за стола. – Татар слишком много, без подмоги московлянам не выстоять!
– Можно и мне пойти с Владимиром? – сказала Саломея, поставив поднос с мочеными яблоками на стол.
– Можно, красавица, – без колебаний ответил Филипп Нянко. – Верхом ездить умеешь?
Саломея молча кивнула.
– Тогда иди, собирайся в путь! – Плечистый воевода мягко подтолкнул Саломею к двери. – Оденься потеплее. И поторопись, каждая минута дорога!
Призрачное ночное небо было усыпано мириадами ярких звезд, которые блистали и перемигивались. Эти звездные россыпи в темных небесах невольно притягивали взгляд Саломеи, когда она спускалась по веревке с крепостной стены. Внизу, у подножия Боровицкого холма, Саломею бережно приняли сильные мужские руки и поставили на ноги прямо в глубокий сугроб.
– Ну, други, в путь! С Богом! – услышала Саломея тихий голос Владимира Георгиевича.
Маленький отряд, растянувшись вереницей, спустился к берегу речки Неглинки. Впереди шли двое княжеских конюхов, облаченные в татарские шубы и шапки, за ними – четверо гридней, тоже одетые в татарскую одежду. Замыкающими шли князь и Саломея.
Продравшись через заросли ивы и ольхи, князь Владимир и его люди выбрались на заснеженную ледяную поверхность реки.
Саломея оглянулась, бросив последний взгляд на грозно темнеющие на косогоре стены и башни московского детинца. У нее вдруг тревожно екнуло сердце. Не лучше ли ей было остаться в крепости? Что ожидает ее на этом, полном опасностей, ночном пути?
Перейдя речку Неглинку, князь Владимир и его спутники не прошли и ста шагов, как наткнулись на татарский дозор. Из-за берез внезапно выскочили пятеро мунгалов с копьями наперевес. Один из татар что-то выкрикнул на своем языке.
Конюхи-половцы быстро затараторили по-половецки, махая руками и приближаясь к татарам.
Князь и Саломея тоже шли вперед, стараясь держаться за спинами четверых гридней, которые своим внешним видом совсем не отличались от татарских дозорных.