Утонуть в крови
Шрифт:
Воевода Еремей Глебович пытался собрать полки в мощный кулак, но его сразила татарская стрела, и больше единоначалия в рядах суздальского войска не было. Князья и воеводы действовали каждый по собственному усмотрению, стремясь не столько к победе над татарами, сколько к тому, чтобы без потерь отступить к своему укрепленному стану и сохранить взятую в татарских юртах добычу.
Рязанские ратники оказались в полном окружении, оставленные отступающими суздальцами без всякой поддержки с флангов. Только благодаря бесстрашию Романа Ингваревича и его дружинников рязанцам удалось пробиться к Коломне
В сумерках уцелевшие князья собрались на совет.
Первым высказался Мстислав Георгиевич, заявивший, что с имеющимся у них войском татар не одолеть, а посему самое разумное – это без промедления отступить.
Владимир Георгиевич согласился с братом.
– Вы уйдете в свои земли, а мне что делать? – спросил Глеб Ингваревич. – Брат мой при смерти, от полков наших почти ничего не осталось. Жители Коломны уповают на суздальские полки, русичи, из полона бежавшие, тоже надеются на защиту суздальцев.
– Мы защитим всех беженцев, кои пожелают уйти с нашим войском во Владимир, – сказал Всеволод Георгиевич, стараясь не встречаться взглядом с Глебом Ингваревичем. – Тебе же, брат, самому выбирать: оборонять ли Коломну от мунгалов или укрыться в лесах. Любое твое решение не вызовет упреков с нашей стороны.
Придя после совета в теремные покои княгини Анастасии Борисовны, Глеб Ингваревич узнал, что его храбрый брат скончался от множества ран, не приходя в сознание.
Собрав своих старших дружинников и коломенских воевод, Глеб Ингваревич объявил им, что суздальцы покидают их.
– Долго Коломна не выстоит против такого множества мунгалов, – молвил князь, – поэтому этой же ночью всех женщин и детей нужно отправить в дальние села и лесные урочища. Кто пожелает, может идти во Владимир вместе с суздальскими полками. Я останусь в Коломне, буду сражаться с мунгалами до последней возможности.
Несмотря на поздний час, Коломна гудела, как растревоженный улей. На узких улицах города рыжими всполохами мелькали факелы, к городским воротам двигались сани с поклажей, шли толпы людей. Скрипели открываемые ворота, всхрапывали лошади, которых поспешно запрягали в оглобли. Беспокойно лаяли собаки, метаясь под ногами у хозяев.
Тело Романа Ингваревича было решено уложить в гроб и отвезти на какой-нибудь глухой погост, дабы укрыть там до весны. По весне те из коломенских дружинников и княжеских челядинцев, кто переживет татарское нашествие, должны будут перезахоронить прах Романа Ингваревича в вотчинном граде его отца.
Княгиню Анастасию Борисовну с маленьким сыном и княжну Радославу Глеб Ингваревич отправил с надежными людьми в город Козельск, затерянный в дремучих приокских лесах в ста пятидесяти верстах к западу от Коломны. Тамошний князь пал в битве с татарами на реке Калке четырнадцать лет назад. Ныне в Козельске правила вдовствующая княгиня Феодосия Игоревна, родная сестра Юрия и Ингваря Игоревичей.
Глава
Спешное ночное отступление суздальских полков от Коломны скорее походило на бегство от неприятеля. Половина населения Коломны и почти все бывшие татарские невольники ушли вместе с суздальцами в сторону града Москвы. Путь отступающего суздальского войска и двух тысяч беженцев пролегал по льду Москвы-реки.
От Коломны до Москвы было семьдесят верст.
Братья Георгиевичи гнали войско вперед с такой поспешностью, что безлошадные беженцы начали отставать большими группами. Люди, обремененные детьми и стариками, не могли угнаться за войском.
В одной из групп отставших беженцев оказались Терех и Саломея.
Радослава звала Саломею ехать вместе с нею в Козельск, но Саломея отказалась, вняв совету княжеской ключницы Гликерии попытать счастья в многолюдном и богатом Владимире. Гликерия, плененная татарами в Рязани, бежала из стана хана Кюлькана вместе с прочими невольниками в момент решительного натиска русских полков на расстроенную орду степняков. Бойкая Гликерия сказала Саломее, что Козельск – это глушь, зато Владимир – стольный град Суздальского княжества.
«Во Владимире при нашей молодости и красоте можно удачно замуж выйти, – молвила пронырливая ключница. – И для мунгалов град Владимир – орех не по зубам!»
Терех свел знакомство с костромским купцом Яковом, который тоже покинул Коломну, прибившись к уходящим суздальским полкам. У Якова имелись во Владимире друзья среди тамошних купцов, по этой причине Терех, Саломея и Гликерия держались в пути рядом с ним. Яков положил глаз на статную голубоглазую Гликерию, оказывая ей всевозможные знаки внимания. Бывшей ключнице тоже приглянулся сорокалетний моложавый купец, поэтому она охотно уединялась с Яковом во время долгих остановок в селах, разбросанных по берегам Москвы-реки.
Это был давно обжитый суздальскими смердами край, богатый пушным зверем, речной и озерной рыбой, бортными и смоляными промыслами. Стольным градом этого лесистого края была небольшая Москва, ставшая крепостью во времена Юрия Долгорукого.
Четырехдневный путь по ледяной дороге на холодном ветру так сильно утомил Саломею, что она, оказавшись в Москве, наотрез отказалась идти пешком до Владимира, узнав, что путь туда еще длиннее. Саломея сказала, что дождется весенней оттепели либо купеческого каравана, чтобы верхом или на санях доехать до Владимира. Терех заявил, что тоже останется в Москве, покуда не спадут морозы. Одежка на нем была не ахти, поэтому Терех едва не обморозил себе пальцы на руках и ногах.
– Глядите, голуби мои, дождетесь татарской напасти, тогда запоете Лазаря! – предостерег Яков Тереха и Саломею.
Проведя в Москве всего одну ночь, Яков с рассветом двинулся вдогонку за суздальскими полками. Вместе с ним ушла Гликерия.
В Москве скопилось около шестисот беженцев, это были те, кто совершенно выбился из сил и кого вынудили задержаться здесь наступившие сильные морозы. Единственный здешний постоялый двор был переполнен уставшими обмороженными людьми, которые спали вповалку прямо на полу в помещениях, где были печи.