Утопия

Чайлд Линкольн

Джорджия подняла взгляд от шипучки и вытащила наушник из одного уха.

— Папа, в чем дело? — спросила она.

С неожиданным резким скрежетом робот устремился к Уорну. Его кубический центральный корпус столкнулся со стойкой, сбив с нее стаканы и подставки для соломинок. Среди клиентов поднялся удивленный ропот. Внезапно Хард-Плейс откатился, ударившись о стену, затем снова на полной скорости кинулся вперед, размахивая манипуляторами и вращая датчиками.

— Джорджия! — крикнул ученый. — Берегись!

Робот снова ударился о стойку. Послышались испуганные возгласы,

чьи-то крики — клиенты соскакивали с табуретов, пытаясь уползти от стойки. Но машина опять рванулась назад, с грохотом столкнувшись со стеной. Десяток бутылок с разноцветным сиропом упали на пол, разбившись вдребезги. Взвыв моторами, робот снова покатился вперед.

Уорн вскочил с места, ошеломленно глядя на Хард-Плейса. Он никогда прежде не видел, чтобы робот вел себя подобным образом. Собственно, он просто не мог так себя вести — Уорн сам его программировал. Что, черт побери, происходит? Казалось, будто робот пытается вырваться из замкнутого пространства, пробиться в вестибюль. Но его программы расчета пути крайне примитивны; если ему это удастся, то с такими размерами и скоростью он раздавит любого, кто попадется на дороге.

Робот с оглушительным грохотом столкнулся со стойкой. Ее длинная прозрачная крышка затряслась и изогнулась, со звоном сбрасывая на пол оставшееся содержимое. Хард-Плейс попятился, затем снова бросился вперед, словно разъяренный бык в клетке.

За спиной Уорна слышались встревоженные крики. Он посмотрел направо — Джорджия стояла поодаль, глядя на происходящее широко раскрытыми глазами. Он лихорадочно размышлял. Сделать можно было лишь одно — попытаться добраться до ручного выключателя в задней части корпуса и деактивировать робота.

Он осторожно подошел ближе.

— Хард-Плейс, — отчетливо и громко проговорил он, надеясь привлечь внимание робота, прервать ненормальный цикл, из которого тот не мог выйти.

Умиротворяюще подняв левую руку с растопыренными пальцами, он медленно начал опускать правую к корпусу робота.

При звуках его голоса Хард-Плейс повернул к нему датчики.

— Кемо Сабе, — проскрежетал он.

И тут одна из его клешней метнулась вперед, ухватив правое запястье в железные тиски.

Уорн вскрикнул от боли. Робот дернул его на себя, и он перелетел через стойку прямо на банки с мороженым, отчаянно пытаясь помешать машине сломать ему руку.

— Папа!

Дочь бросилась к нему, протягивая руки.

— Джорджия, нет! — выдохнул Уорн, пробуя дотянуться левой рукой вокруг корпуса.

Ногти царапали гладкий металл. Хард-Плейс заскользил назад, таща за собой Уорна и завывая сервомоторами. Вторая клешня робота нацелилась на шею ученого как раз в то мгновение, когда его пальцы нащупали маленькую кнопку выключателя.

Хард-Плейс внезапно остановился. Из-под его тележки посыпались искры. Датчики замерли, вой моторов прекратился. Клешни разошлись, освободив запястье Уорна. Он тяжело упал на пол, затем медленно поднялся среди банок с мороженым, потирая руку. Джорджия подбежала к нему, и они вместе отошли от дымящегося, потемневшего робота.

Вокруг собралась толпа, наблюдавшая за происходящим с почтительного

расстояния. Уорн обвел их взглядом, тяжело дыша, весь в шоколаде и ванили. Он все еще массировал запястье. Джорджия стояла рядом с ним, не в силах выговорить ни слова.

Несколько мгновений все молчали. А затем послышался чей-то одобрительный свист.

— Отлично сыграно, приятель! — сказал кто-то. — Я до последнего был уверен, что все это по-настоящему.

— Даже слишком! — крикнул другой.

И тут ему начали хлопать — сначала одна пара ладоней, потом все новые и новые, пока аплодисменты не перешли в овацию.

12 часов 45 минут

По мере того как солнце поднималось все выше в небе Невады, красные, желтые, коричневые и пурпурные краски песчаных каньонов становились все бледнее, пока не стали полностью белыми. Исчезли тени, падавшие на пустынную растительность.

Солнце освещало обширный лунный пейзаж из горных хребтов и впадин вдоль похожей на чашу каменной стены, окружавшей Утопию. Изрытое оврагами плато напоминало лоскутное одеяло, на котором лишь изредка встречались заросли можжевельника и пихты. Над головой простиралось чистое голубое небо, без единого облачка; лишь одинокий самолет чертил белую линию на высоте в тридцать тысяч футов.

В неглубоком овраге у дальнего края равнины что-то пошевелилось. Мужчина, лежавший почти без движения с самого рассвета, распрямил ноги и посмотрел на часы. Несмотря на жестокую жару, ему удалось поспать. Немалую в том роль сыграла тренировка — большую часть своей профессиональной жизни этот человек провел в ожидании. Ему приходилось ждать много часов, иногда дней — в джунглях Мозамбика, в грязных камбоджийских болотах, среди пиявок и малярийных комаров. По сравнению с ними жаркая пустыня Невады казалась курортом.

Со вкусом зевнув, он щелкнул пальцами и покрутил головой, разрабатывая мышцы шеи. Позади него над каньоном возвышался геодезический купол, накрывающий Утопию, словно верхушка гигантского глобуса. Бесчисленные ряды стальных ребер и стеклянных панелей поблескивали и мерцали в лучах полуденного солнца. Полусферу окружали несколько узких настилов, один над другим, на расстоянии примерно в пятьдесят футов по вертикали. Мостки соединялись друг с другом лестницами. Вдоль одного края купола тянулся широкий темный изогнутый клин — крыша над Каллисто. Со столь близкого расстояния, недоступного ни одному туристу, купол представлял собой почти сверхъестественное зрелище, преисполненное потусторонней красоты.

Но человек на вершине горы не был туристом. И он пришел сюда не ради красивого пейзажа.

Он повернулся к длинному плоскому брезентовому мешку, лежащему в овраге рядом с ним. Расстегнув молнию, он достал фляжку и жадно глотнул. Хотя здесь, на пустынной вершине утеса, не было ни охранников, ни камер, движения его оставались привычно осторожными и точными.

Отложив фляжку в сторону, он вытер рот тыльной стороной ладони и поднес к глазам большой тяжелый бинокль с лазерным дальномером. Держа его обеими руками, он медленно осмотрел окрестности.