Утопленник
Шрифт:
— А… А если жена придёт, а я здесь одна намываюсь?
— Так одна же, — хохотнул Богдан.
Алиса в ответ скромно улыбнулась.
Остудив жар в теле, смыв дневную пыль под холодными струями воды, Богдан вышел из душа, яро вытирая махровым полотенцем волосы. Удивлёнными глазами осмотрел спальню — кровать пустовала, Алиса ещё не пришла. Что она там застряла? Неужели Анита вернулась и теперь отчитывает непрошеную гостью — кулаками по морде. У неё не заржавеет. Анит ещё тот боец. Он вспомнил, как в баре-караоке для особых гостей в драке между бабами она забила двух «коров», чуть ли не до смерти. Никто из мужиков не мог разнять этих «ведьм». Богдан усмехнулся, качнув головой: стенка на стенку бились —
— Ты…
Она не дала ему сказать, прижала ладонь к его губам. Игриво лизнула от подбородка до кончика носа. Его губы ощутили сладкие жаркие поцелуи. Алиса сбросила халат на пол, кинула сумочку на кровать, стащила халат с его плеч и, подпрыгнув, обвила ногами его талию, нежно охватила ладонями шею. Богдан подхватил её под ягодицы и спиной упал на кровать. Она извивалась на его широкой груди, горячие прикосновения губ покрывали каждую клеточку тела. Жадные поцелуи опустились к животу, к пупку, ниже. Его эрегированный орган почувствовал влажный жар губ, её ладонь заскользила по стволу. Лёгкая дрожь блаженства пробежала по всему телу. Богдан закрыл веки и запрокинул голову. Он напрягся, чувствуя, как подходит выплеск. Алиса остановилась.
— Не хочу спешить, — прошептала она, приблизила лицо к его раскрытым глазам, на мгновение замерла, всматриваясь в их глубину. Богдан увидел, что Алиса пристально хмуро посмотрела над его головой, будто что-то вспоминала. Опустила ладонь к промежности, обхватила пальцами возбуждённый мужской орган, направила и, медленно опускаясь, оседлала. И она и Богдан издали стоны сладострастия. Он сильно сжал её ягодицы. На её губах появилась ухмылка.
— Боль? — спросила Алиса и начала набирать темп — поднимать и опускать бёдра ускоряясь.
Богдан увидел мутный свет, искажённый, словно через мокрое стекло, часто заморгал. Лицо Алисы резко отдалилось к потолку, резко приблизилось, словно рухнуло. Он даже отпрянул от неожиданности, вдавив затылок в подушку. Лоб, глаза Алисы искривились, встали на место, снова исказились, а потом лицо стёрлось, будто только что нанесённую краску смыли потоком воды.
Ослепляющая вспышка, боль во всём теле, темнота и жуткое рыдание, рвущее голосовые связки… И… Богдан возопил, стальной крик возвысился, опустился и потонул в глубинах его мозга.
4
Декабрь, 2000 год.
Голая молодая женщина, выпачканная кровью, выскочила из разбитого окна первого этажа. Сумерки сгустились, с тёмного неба срывался снег — крупные хлопья медленно опускались на ветви сосен и туй. Женщина поскользнулась, глаза в ужасе быстро осмотрелись, и она побежала, понимая, что её могут преследовать, к главной дороге, надеясь позвать помощь или хотя бы спрятаться. За спиной раздались злобные мужские выкрики, после чего прогремело два выстрела, озарив вспышками тёмный провал окна.
Впереди расстилалось сухое кукурузное поле, на фоне снега выглядело блёкло-жёлтым угрюмым пятном. Слева — заправочная станция с магазином, который закрыт, наверное, с первого пришествия Христа, выбитые окна забиты серыми досками, повсюду мусор, гонимый ветрами по асфальтированной площадке. В здании находился туалет с исписанными стенами — кривые буквы подзывали мерзкими предложениями. Туда никто давно не захаживал, даже крысы брезговали прохаживаться рядом.
Дальше по дороге шла нерабочая железнодорожная линия, с обеих сторон обособленная разбитыми шлагбаумами. Сбивая ступни о ледяную твердь, женщина выбежала на распутье дорог. Дрожа от холода, прикрывая ладонями груди, она осмотрелась. Далеко за полями возвышалась водонапорная башня, недавно
Рыдая, женщина вскрикнула:
— Так куда же, куда?! Милый Девид… — В её голове неслись женские вопли, крики мужчин, чтобы спасались, битая мебель и посуда, оглушающие выстрелы. — Они убили моего мужа… — прошептала она, с губ свисала кровава слюна. В глазах стонала смертельная печаль. Краски мира стали блёкнуть, ветер вихрем задувал уши, где-то впереди подлетел к небу пронзительный вой шакала.
— Вот как закончилась жизнь, — произнесла шёпотом женщина с сожалением в голосе. Только сейчас она заметила дыру чуть выше живота, откуда торчали внутренние органы, кровь заливала весь верх бёдер. Она хохотнула, кровавые брызги изо рта подхватились ветром, окропили свежий снег. За спиной раздался металлический лязг. Женщина медленно обернулась. Это стоял он. Дуло старого револьвера, взятого из коллекции в кабинете мужа, направлено ей в лицо. Это он изнасиловал её. И она знала — зачем. В доме он выстрелил ей в спину. Они убили всех членов семьи, но главное — женщин, даче девочек не пожалели. Пошатывая от изнеможения головой, она растянула на губах презрительную ухмылку, очень медленно подняла трясущийся кулак и выставила вверх средний палец.
Левой ладонью он достал из-за ремня на поясе здоровый нож и махнул. Она проследила взглядом за отрубленным пальцем и вновь посмотрела на него: в её полузакрытых глазах — лютая ненависть, в её сердце — лютая ненависть, у её богов — лютая ненависть.
Но в его взгляде ненависть полыхала несоизмеримо больше.
Она тяжело сглотнула, с излишком вдохнув холодного воздуха, взглядом окинула округу за спиной, ступни ног не чувствовали под собой землю. Она подняла лицо к небу и расхохоталась, не смотря в лицо врагу, подняла другую руку и выставила пальцами рога — жест указательным и мизинцем. От нервного перенапряжения и одеревенения от ледяного ветра — пальцы не почувствовали боль, когда сталь лезвия их отсекла.
Едва оставаясь в сознании, женщина повернулась к кукурузному полю и, спотыкаясь и оступаясь, пошла на полусогнутых ногах сквозь сухие стебли, ранящие замёрзшую кожу.
Он неотрывно следовал за ней с выставленным пистолетом ей в спину, но не выстреливал. Несколько раз она останавливалась и поворачивалась в ожидании смерти. Не чувствуя окоченевшие члены, она даже не могла немного прикрыться, скрыть наготу, безвольно опустив руки. Несколько раз он пинал её в спину, бил ручкой револьвера по затылку; она падала, вставала и шла, не зная, зачем и куда — ведь удачного конца сейчас не будет. Но надо идти, надо бороться за каждый шаг, за каждый миг, за каждый свободный… Она упала замертво, уткнувшись щекой в заиндевевшую шерсть мёртвой лисы.
— А-а-а-а-а-а-а-а-а-а!
5
Богдан вскрикнул, непонимающие глаза бегали по потолку. Лицо покрылось крупными каплями пота, стекавшими с висков на подушку. Он тяжело перевёл дыхание, в поле зрения появилась разомлевшая и возвышающаяся Алиса. Её волосы со склонённой головы касались его груди, глаза замерли под взлетевшими бровями и взирали сквозь водопад пшеничного цвета прядей. Возникло неприятное ощущение, что её зрачки желали проколоть взглядом. В слабом освещении настенного ночника из напольной аудиоколонки тихо звучала душераздирающая песнь. Пробирающее до мурашек женское пение стенало под музыку смеси дарк-эмбиента, нью-эйджа и прогрессивного рока, погружало в необъятную неизведанную тьму.