Утраченные главы
Шрифт:
– Да не с этим, - перебил Хочун.
– С мертвецом гуляющим, - потом подумал и прибавил.
– Вы же Герой как-никак.
Карлайл упер руки в бока, набрал побольше воздуха в грудь, встал в героическую позу и, выдержав трагическую паузу, оповестил.
– Я вызвал его на дуэль!
Герои на Фенроте бывали двух типов.
Первый -- безбашенно стремительные. Они самозабвенно размахивали клинками, рубили драконов, спасали принцесс и добывали сокровища, не задумываясь ни над одним из трех сакраментальных вопросов: "Нафига?", "Что потом будет?" и "Как после всего этого
Второй -- расчетливо хитрые. Такие герои предпочитали коварные ловушки на мамонтов, духовые ружья с отравленными дротиками, наемную рабочую силу и безопасное место где-то в углу подальше от драки. Пока герои первого типа раскидывали всех направо и налево, эти добивали то, что до них долетало. Они спокойно дожидались мгновения, когда враг уже почти добит, а победившая сторона уже измоталась, чтобы что-то возражать, и выходили из тени, гордо называя себя организаторами всего предприятия и говоря, что за их заслуги им причитается, как минимум, половина от всего куша. О вкусовых качествах таких героев сказать что-либо трудно, поскольку ни одному монстру не удавалось их толком распробовать.
Если говорить конкретно о сере Карлайле, то он находился где-то посередине между первыми и вторыми.
Он никогда не упускал возможности собственноручно набить супостату морду, но только в том случае, если супостат гарантированно его не прибьет. За драконами он не бегал, но принцесс охотно спасал. Врагов рода людского он предпочитал искать чужими глазами, потому что самолично бродить по канализациям или крышам домов ему было лень, зато, когда их для него находили, он выходил вперед и самозабвенно с ними бился.
Карлайл хорошенько заплатил, чтобы его величали Героем, однако ничего особо героического еще не совершил. Сейчас он, так сказать, находился в активном поиске. И сама судьба давала шанс. Спаси город от наводящего страх и ужас мертвеца и тебя, как минимум, неделю будут носить на руках! Это была достаточно яркая перспектива, чтобы за нее ухватиться.
Карлайл мог преспокойно нанять кого-нибудь в Гильдии Воров, чтобы они выследили этого мертвеца, благо, средства позволяли. (Днем организованная воровская шайка выполняла всякие поручения разномастных богатеев, а ночью этих же богатеев грабила. Два в одном, так сказать!) Потом он мог бы спуститься в его логово и там же его и порубать.
Но это было слишком сложно.
Надо было попасть сначала к господину Де Ля Верти, заправлявшему воровской организацией. Заплатить ему. Потом долго ждать. Потом идти в какое-то неизвестное и, наверняка, неприятное место. И только затем уже рубить супостата.
Согласитесь, не лучший вариант.
Карлайл нашел другой.
Он услышал в таверне (незадолго до начала спора с немым философом), что неупокоенный труп бросил кому-то Вызов на Арене. Так просто взял, подошел к урне для бумажек-Вызовов и бросил туда свою.
Естественно,
Карлайл сразу же побежал к стенам Арены и вызвал этого мертвеца на бой. Потом вернулся обратно в таверну, завязал спор, а дальше уже все понятно. Пожалуй, самое сложное было -- написать записку. Герой ломал над ней голову около двадцати минут, а потом его осенило, и он написал: "Доблестный сер Карлайл вызывает на бой богомерзкого мертвеца, который имеет наглость бродить по нашему славному городу".
Он надеялся, что написал все достаточно четко и ясно, чтобы Арена поняла, кого именно он вызвал. В принципе, ошибиться было достаточно сложно.
XVI
Пока время еще истерически не требует продолжения банкета, предлагаем навестить одно весьма живописное местечко. С недавних пор оно величается "Обителью Великой", правда, так ее окрестили только недавно прибывшие обитатели, для всех остальных это была канализация.
Как и в любом приличном месте подобного характера, здесь были ржавые трубы, метровые крысы, серо-зеленая плесень, грязь и сырость, а также мхи, лишайники, орды микробов и дивные ароматы. Однако новопоселившиеся всей этой благодати как будто бы не замечали.
Их было двое. Не беря во внимания того, что они решили жить в этом чудном месте, эта парочка была весьма странной.
То, что они облачились во все черное, можно было списать на веяния моды. Однако все остальное списать на что-либо было проблематично.
Один был невысок и сгорблен. Ходил, все время опираясь на кривой деревянный посох, и, по-видимому, достиг почтенных лет.
Второй, а вернее -- вторая, задевала головой склизкий потолок, ходила как-то неестественно, как будто бы ею управляли, дергая за ниточки, и время от времени поблескивала разноцветными глазами.
Любой ежик уже давно понял, о ком идет речь, потому не будем дальше ломать комедию. Да, это тот самый пакостный старикашка и тот самый труп, мертвец, или вурдалак (зовите, как хотите).
Что они здесь делают? Очевидно -- живут.
Его, между прочим, зовут Жерольм... или Нерольм... Он уже и не помнит, но вроде как-то так. Себя он с недавних пор величает "Жрецом Великой Чумы", или просто "Пророком Великой".
Она (или оно) зовется Жерольмом "Великой", "Прекрасной", "Госпожой" "Королевой Всея Фенрота" (часто -- всем вместе). Если же верить могильной плите, из-под которой ее выкопали, имя этого существа -- София. Хотя вряд ли на него оно откликнется.
Жерольм знал о себе лишь то, что его прошлая жизнь состоит из двух частей. Первую он не помнит, а вторая начинается с того момента, когда он на старом кладбище под Лизвиллем вытащил ржавый металлический кол, застрявший между ребер, из этого самого вурдалака, которого он, немного ранее, выкопал собственными руками. В то же мгновение ему явилось его истинное предназначение -- идти туда, не знаю куда, и творить то, не знаю что, но, непременно, во славу Великой и Прекрасной Королевы Всея Фенрота. А мертвец следовал за ним, время от времени творя всякие непонятные человеческому разуму вещи. А еще он привлекал к себе здоровенных крыс.