Утраченные главы

Свиридкин Дмитрий Олегович

Зависла минутная пауза. Шар распознавал надписи.

Наконец он объявил:

– Жрец и Пророк Великой Королевы Всея Фенрота вызывает на бой мага Нерольда Желтого (дальше было (не зачитанное шаром): осмелившегося оскорбить Великую и Прекрасную).

Трибуны встретили объявление овациями.

– А вот это мне уже не нравится...
– сказал Страдамус, сидящему слева Филициусу Болокомусу.

В vip-ложе у каждого было по персональному хрустальному шару-монитору -- для возможности осматривать поле боя с самых интересных позиций. А пока ничего еще не началось, каждый шарик показывал изображение записки-вызова.

– Зачем

же он крысу-то изуродовал?
– внезапно спросил магистр Оророрус. Он был специалистом по написанию волшебных шифров (здесь его забывчивость только играла всем на руку) и мог с первого взгляда определить из какого дерева была изготовлена та или иная бумажка и сколько соли добавили в чернила.

– О чем это вы?
– до Болокомусо еще не дошло.

– Он написал Вызов на крысиной коже...
– объяснил Страдамус.
– Ее же кровью.

– Беда. Быть, - добавил Ксаль Таттун, сидевший позади и опиравшийся на два сложенных клинообразных серебряных зонтика.

– Я с Вами абсолютно согласен, мастер Таттун...
– кто сказал первым, неизвестно, однако поддержала вся ложа.

На Арену в двух равноудаленных от центра точках (лежащих на большой оси эллип­са) выходили два, закрытых огромными черными воротами входа-выхода. Они никуда не вели и не выводили. За ними была лишь маленькая комнатка (по одной за каждыми во­ротами), в которую сразу же перемещался вызывающий (вызываемый).

Не важно, где, когда и в каком состоянии находились противники. Если Арена объявила их, то они мгновенно переносились в эти комнаты и обязаны были выйти, как только во­рота откроются. В противном случае их куда-нибудь выбрасывало... Куда-нибудь в иное измерение...

Северные (Арена большой осью ориентировалась по направлению Север-Юг) Во­рота распахнулись. На влажную могильную землю ступил меховой сапог Нерольда Жел­того. В свете прожектора герой Арены (четырежды чемпион, между прочим) выглядел, как обычно, безупречно. Некоторое замешательство он уже оставил в темной комнатке позади себя, так что все было так как надо. И все-таки... Неужели этот сумасшедший решился его вызвать?.. Нет, он законченный псих.

И да, не подумайте неправильно, Желтый -- это что-то наподобие звания. Всем вол­шебникам по окончании Академии присуждался цвет, что-то там символизирующий. Например, Ксаль Таттун был Красным, Болокомус -- Зеленым, а Магнезинн -- Белым (хотя лично он предпочитал Фиолетовый). Цвет можно было оспорить, но зачем? Это ведь только формальность. Это раньше предполагалось, что маги должны носить одежды соответствующего цвета, но потом все подумали и решили, что это непрактично с экономической точки зрения.

Ворота на противоположном конце Арены медленно заскрипели. Из образовавшейся щели высунулся кривой, похожий на бьющуюся в конвульсиях змею, деревянный посох. Обвивавшие его где-то посередине желтоватые грязные пальцы с изуродованными сыро­стью и несбалансированным питанием ногтями постоянно дергались, так что понять, по­чему посох не выпадает, было достаточно сложно. Затем появилась скрытая под черно-грязным капюшоном голова, знававшая все лужи и овраги от Изельбурга до Лизвилля. И только затем свету прожектора показалась и вся фигура в драном черном балахоне. Слишком часто за последнюю неделю ее видели в городе и прилегающих землях. Слиш­ком часто от нее слышали безумные речи о приближающейся эре Великой Чумы и о том, что только Великая спасет рабов ее. Слишком

часто люди, видевшие ее, вертели пальцем у виска. Слишком часто, что бы не узнать ее сейчас.

Это был тот мерзкий безумный старик, что притащил на площадь Согласия ряже­ного мертвеца. Если бы здесь были ценители украшений из Лизербурга, то они бы при­знали в нем дерзкого вора, похитившего Паучий Глаз, вора, который оказался настолько дерзким, что его даже не стали искать. Служанки графа Пифпа, если бы успели спастись из подожженного инквизиторами поместья, сказали бы, что именно этот человек оставил у них Опознавательный Порошок и украл два серебряных столовых ножика. Все местные пьяницы в один голос бы подтвердили, что именно этот человек разгуливал по узким улочкам города в окружении вылезших на поверхность гигантских крыс. Он был здесь, и...

... За ним, держа старика за руку, вышла вторая хорошо узнаваемая фигура. Это был не уничтоженный огнем Нерольда вурдалак, обряженный в черные одеяния, чтобы при­дать ему вид заморской принцессы.

В свете прожектора эта парочка казалась двумя убогими, нищими оборванцами, при­шедшими просить милостыню.

Трибуны затихли. Все внимание перекидывалось с одной освещенной прожекторами точки, в которой стоял волшебник, на другую, в которой были эти двое, и обратно. Все затаились. Кто в страхе, а кто в наивном любопытстве. Лишь маги в своих ложах хмури­ли брови и перешептывались друг с другом. Информация о том, что перед ними, на Аре­не, стоит самый настоящий оживший мертвец, очень быстро распространилась среди всех зрителей.

– Нет, это просто немыслимо!
– крикнул Нерольд, обращаясь в большей степени к публике.
– Ты настоящий псих, старик!

– Молчи, презренный!
– подал голос Жрец Великой и прочая, не поднимая взгляда с земли.
– Склонись перед Великой, и она пощадит тебя!

Поразительно то, с какой самоуверенностью и с какими железными нотками в голосе он это произнес. Его всего трусило. Казалось бы, он должен бы сейчас заикаться. Но нет. Как будто бы он заранее тщательно отрепетировал свою речь.

– Это что, какой-то темный маг?
– спросил Болокомус у Магнезинна, чей взгляд был прикован к голове старика-Жреца (его особенно заинтересовали два непонятный выро­ста, проступающих под капюшоном, что-то наподобие рогов).

– Нет...
– туманно отозвался Страдамус.
– Просто сумасшедший...

– Опасный?
– поинтересовался Оророрус.

Страдамус молчал, пытаясь разгадать какую-то загадку. Непонятно, ответил он или нет, но Магнезинн произнес:

– Безумно...

Нерольд при всей своей безупречности не знал об одной очень тонкой грани, через которую нельзя переступать. Нельзя ставить психов и нормальных людей в одну колонну. Разозлить противника -- это может быть очень эффективно, когда твой соперник адекватный человек. Тогда застилающий глаза гнев не даст ему мыслить разумно, спланировать что-либо и правильно оценить обстановку. Другое дело -- разозлить сумасшед­шего. Им движет Безумие. Безумию не нужно думать и что-то оценивать. Оно заранее ЗНАЕТ, что будет делать. Гнев заставляет выбрать первое попавшееся решение, которое часто бывает неверным. У Безумия есть лишь один сценарий действий. Гнев сделает их только еще более неожиданными и резкими. Нерольд не знал или не понимал этого, и его последующие слова стали роковой ошибкой.