Утренние прогулки
Шрифт:
Потом пришел дядя Герасим. Он тоже подарил маме цветы. И когда он еще снимал пальто, дядя Дима уже кричал:
– Гера! Гера! Ты посмотри, что этот именинник придумал! Ты взгляни!
Дядя Гера долго смотрел на чертеж, отворачивался к темному окну, шевелил губами, снова смотрел в чертеж, потом ткнул в него пальцем и сказал:
– А в этом ты уверен?
– Пожалуйста.
– Папа сунул ему расчетную тетрадь с формулами.
– Да, эта штучка может не выдержать, - сказал дядя Дима и вздохнул, - а жаль.
Дядя Гера внимательно прочитал папины формулы
– Маша! Маша!
– это он позвал мою маму.
– Вы знаете, кто живет в одной квартире с вами? Вы живете с гением. Да-да, с подлинным, с настоящим гением!
– Этот гений превратился в считающую машину. Все выходные с утра до вечера корпит над своими расчетами, - отозвалась мама.
– Лучше бы он стал нормальным.
Если бы меня назвали гением, я бы сразу заулыбался. Я всегда улыбаюсь, когда меня хвалят. Стараюсь удержаться от улыбки и не могу.
А папа был даже недоволен.
– Тут еще рано радоваться. Вот этот узел мне кажется неудачным, - сказал он.
– Вижу, что можно сделать лучше, а как - не сообразить.
– Сообразишь! Конечно, сообразишь!
– уверял дядя Дима.
Потом мама заставила их убрать чертежи и принесла разную вкусную еду.
Она готовила ее еще вчера и сегодня половину дня. Но эту еду, по-моему, никто, кроме меня, не замечал. Весь вечер только и говорили о папиных расчетах, о каких-то кривых да о папиной сотруднице Татьяне Филипповне, которая сегодня больна, а вообще-то умнющая женщина.
Дядя Дима так увлекся разговором, что пытался намазать маринованный гриб на кусок хлеба, будто это было масло.
По дороге в школу меня догнал Бабенков.
– А я тебя вчера видел, - сказал он.
– Где?
– удивился я.
– В парке. Ты с одной девчонкой разговаривал, в синем берете.
– Ничего я не разговаривал!
– Скрываешь!
– обрадовался он.
В раздевалке у меня испортилось настроение.
Я вспомнил про маленький прыщик, а может быть, бородавку, которая выросла у меня на правой руке около большого пальца. Сколько раз смотрел на руки в школе и дома - ничего не было. А вчера стал мыться перед сном и увидел.
Сейчас я снял рукавицы и опять посмотрел на руки.
Если бы не надо было показывать их Шустровой перед уроками, я бы и не переживал. Научился бы все делать левой рукой, а правую носил бы в кармане, пока не вылечил.
Я подумал, что, может, лучше опоздать на урок, а потом вбежать вслед за Анной Григорьевной.
Но Шустрова - такая. Она и в перемену может подойти со своим санитарным списком.
Мы с Бабенковым повесили пальто и пошли по лестнице на наш второй этаж.
Шустрова стояла уже у дверей класса.
– Показывайте-ка руки, - сказала она издалека.
Если на то пошло, руки надо в конце дня проверять, а не в начале. Потому что утром-то уж у всех руки чистые.
Я показывал, а они у меня даже дрожали. И я сам на Шустрову не смотрел.
Она поставила
– Все, да?
– спросил я.
– Что - все?
– удивилась Шустрова.
Но я уже понял, что она ничего на моей руке не заметила, и сразу развеселился.
– А хочешь, ноги покажу?
– Дурак, - ответила она и покраснела.
Сколько раз над ней так шутят, а она все равно краснеет.
Когда меня взрослые спрашивают:
– Как ты учишься, Коля?
Мама всегда отвечает вместо меня:
– Он у нас отличник. Круглый отличник.
И люди удивляются:
– Молодец! Это ведь так трудно! Современные дети очень перегружены уроками.
Я сижу за партой вместе с Галей Кругляк. Вот она - перегружена. Ее дома заставляют почти все уроки переписывать по два раза, иногда по три. Поэтому она ничего, кроме уроков и музыки, дома не делает и почти не читает книг.
А у меня все получается само собой. Мне, конечно, тоже нравится получать пятерки, и я тоже стараюсь в тетрадях писать аккуратно, только с первого раза, а не со второго, как Галя Кругляк. Но вообще-то я отличник из-за того, что мне все интересно. Мы даже поспорили об этом с Галей. Она говорит, что ей интересно только рисовать, и если бы ее родители не заставляли, она бы по всем предметам получала одни тройки и была бы им рада. Зато целый день она рисовала бы цветы или кукол. И таких людей, говорила она, которым интересно делать любые уроки, не бывает. Это так она думает. Поэтому я, значит, большой притвора: тоже учусь, как и она, из-под палки и только притворяюсь, что мне самому все интересно.
Я ей пробовал доказывать, что не притворяюсь. Что мне интересно любое занятие, кроме музыки. Как сажусь что-нибудь делать, так и появляется удовольствие. Я даже два раза дома мыл пол - и то с удовольствием. Но Галя так и не поверила тогда. Она только повторяла:
– Ну и притвора! Ну и притвора!
Не успел начаться второй урок, а мне уже прислали записку:
«Уговор дороже денег. Г. А.».
Я оглянулся на Гришу Алексеенко и кивнул.
Но через пять минут он прислал новую записку:
«Промедление смерти подобно. Г. А.».
Это был урок математики. В перемену после урока я должен был выполнить ужасную вещь.
Когда я первый раз увидел учителя Игоря Павловича, я подумал:
«Во великан! Мне бы таким быть!»
Он широкоплечий, с большими руками, ходит огромными шагами по классу и диктует зычным басом свои математические правила.
Однажды мы втроем открывали дверь школы рано утром и не могли открыть, потому что она примерзла. А Игорь Павлович подошел к двери, спокойно взялся за ручку левой рукой, чуть-чуть дернул - и дверь отскочила с огромной скоростью.