Утренний бриз
Шрифт:
С улицы доносились гневные крики:
— Эй, Совет! Выходите! Почему пароход ушел?
— Почему не было выгрузки? Кто распорядился?.
Рули сказал Рыбину:
— Вы председатель Совета. Выйдите и скажите, что товары предназначались не для нас.
— Я с ним выйду, — поднялся Бирич.
Рыбин покорно последовал за ним. Старый коммерсант вышел на крыльцо, и толпа сразу же смолкла.
Наступила напряженная тишина. Бирич спокойно, даже с какой-то вялостью проговорил:
— Ну что вы кричите?! Товары на «Ставрополе» не для нашего уезда.
— Врешь! —
— Вы не хотите, чтобы ваши товары дешевле стоили! — крикнула Толстая Катька. — Знаем вас, жуликов!
— Долой Совет коммерсантов! — закричали хором братья Нурмилет.
— Долой! Долой! — подхватили Агибалов и Копыткин, и к ним присоединились многие:
— Долой! Не надо Совета спекулянтов!
— Пусть ответят за смерть ревкомовцев!
Бирич побледнел. У него широко раздулись от гнева ноздри. Он сунул в карман руку и нащупал револьвер. С какой бы радостью он разрядил сейчас обойму в эти кричащие лица, в эти поблескивающие глаза. Неожиданно из-за спины Бирича выскользнул Тренев и оказался впереди старого коммерсанта. Его обе руки были в карманах. Он крепко сжимал рукоятки револьверов. Тренев, уловив затишье, крикнул.
— Кто кричит против законной власти? У нас хватило пуль убрать Мандрикова и его людей, а для вас тем более хватит!
Оглушительным ревом ответили собравшиеся. Треневу. Несколько человек выскочило вперед. Один из них обратился к толпе:
— Долой Тренева! Арестовать его!
— Арестовать! — подхватила толпа, но Тренева уже не было на крыльце. Он моментально исчез.
— Ловить его! — предложил кто-то, но тут выступил вперед Баляев. Он поднялся на крыльцо и, став рядом с Биричем, поднял руку. Все стихли. Шахтер кашлянул, точно проверял свой голос, потом заговорил:
— Ловить Тренева не резон. Далеко не уйдет. А понадобится к ответу — предстанет. Я вот как думаю. Власть Совете нонешнего нам не по сердцу.
— Верно, Гаврилович! — поддержали его из толпы. — Не наш Совет, не народный.
— Самоуправства тоже не должно быть! — предупредил толпу Баляев.
Кто-то спросил:
— Так что же, целоваться с ними?
Баляев понимал, что сейчас упразднить Совет не удастся. Коммерсанты и американцы власть добровольно не уступят. Напрасно прольется кровь. Надо дождаться прихода марковцев.
— Надо комиссию сделать, — предложил Баляев. — Пусть она проверит, что Совет решает и с какой для нас пользой! Ходит слушок, что Совет много пушнины да денег собрал, а куда все подевалось? Да и с пароходом, что вон кормой к нам обернулся, надо понять!
— Верно, верно! — подхватили Копыткин и братья Нурмилет. Они верили своему старшему товарищу. — Давай комиссию! Баляева в комиссию!
— Совет согласен на комиссию. Это правильно! Вы должны проверить деятельность Совета. Трех человек будет достаточно. Вот его, — Бирич указал на Баляева. — Затем…
— Агибалова! — подсказали из толпы.
— И братьев Нурмилет, — предложил кто-то. — Они грамотные.
— Хорошо,
Толпа ответила согласием и стала расходиться. Рыбин выкрикнул:
— Граждане, граждане! Я не хочу быть председателем Совета! Я ухожу из Совета!
— В штаны напустил! — засмеялись в толпе. — Грешки вспомнил!
Не обращая внимания на Рыбина, новомариинцы разошлись. Бирич вместе с Рыбиным вернулся в дом. Тренева. Рули подошел к Рыбину и хлестнул его по лицу.
Рыбин, закрыв лицо руками, выбежал. Когда за ним захлопнулась дверь, Рули сказал:
— Вы сильный человек, Бирич. Я уважаю вас.
— Я ожидал, что нам придется туговато, — с хрипотцой в голосе произнес Струков.
Все, кто оставался в доме Тренева, пережили, много тяжелых минут. Они, как и Бирич, ожидали, что толпа ворвется в дом…
— Как же быть дальше? — спросил Пчелинцев.
— Будем ждать прибытия полковника Фондерата, — Рули спрятал в карман револьвер, который лежал около него на столе. — «Нанук» прибудет дней через десять, и комиссии не придется утруждать себя.
В Совет вошел Свенсон. Он довольно улыбнулся. Окинув всех быстрым взглядом, Олаф сказал:
— Вы устали, мистеры. Надо отдохнуть. Прошу ко мне на ужин!
— С превеликим удовольствием, — первым откликнулся Струков, и все заторопились уйти из дома, в котором только что чувствовали себя как в осажденной и ненадежной крепости. Только Бирич отказался от приглашения.
…Утром Рули проснулся с ощущением, праздника, с чувством приятного ожидания. Вот и наступил момент, о котором он мечтал.
Рули тщательно побрился, надел свежее белье и, не обращая внимания на многозначительные улыбки Стайна, направился к дому Свенсона. Олафа, как и ожидал Рули, не было: он уехал на рассвете в стойбище. Кроме Елены Дмитриевны в доме была лишь прислуга.
— Вы пришли? — испуганно сказала женщина.
Она была одета в глухое зеленое платье, которое обтягивало ее полнеющую фигуру. Прижав руки к шее, Елена Дмитриевна широко раскрытыми глазами смотрела на Рули. Он неторопливо снял шубу.
— Вы, Элен, почему-то боитесь меня.
— Мне кажется, что вы… не желаете мне добра.
— Я по-прежнему люблю вас, — сказал Рули.
— Не надо! — воскликнула Елена Дмитриевна. — Я не хочу слышать…
— Отошлите прислугу, — ровно произнес Рули. — Мне надо откровенно поговорить с вами, и это вам принесет облегчение. Я же вижу, что с некоторых пор вы страдаете, вас терзает страх. Но я помогу вам. Отошлите прислугу.
— Хорошо, — покорно сказала женщина и вышла.
Через несколько минут хлопнула дверь. Рули подошел к окну и увидел кухарку Свенсона. Она с большой корзиной направилась к складу за продуктами. Рули обернулся на шум шагов Едены Дмитриевны. Она входила в комнату, бессильно уронив вдоль тела руки. Лицо ее побледнело, а в глазах был страх.