Утренний бриз
Шрифт:
— Так как же быть? — Куркутский больше задал вопрос себе, чем Чекмареву или кому-либо. И он был в затруднении. Антон опустил голову, чтобы ни с кем не встречаться глазами, чтобы не оказывать влияния на решение товарищей, чтобы не видели искаженного мукой его лица. Наташа умирала! Это знали все. Она уже не поднималась с постели. У нее не было сил. Наташа так исхудала, что у нее исчезло молоко, и кормить ребенка взялась женщина, — у которой был свой младенец. Антон оцепенел. Он ждал, что же сейчас решат
— Поймаем Черепахина.
— Черепахину предложим сдаться в плен и сообщим ему, что нуждаемся в его помощи, — как эхо на слова Оттыргина прозвучал голос Чекмарева. — Потом он предстанет перед судом!
— Мать его!.. — грохнул Каморный, забыв о присутствии Нины Георгиевны. — Я согласен. Отряду выходить завтра утром. Ночь на подготовку хватит!
Каморный разрядил обстановку. Всем стало легче.
Подошел Антон и сказал Чекмареву:
— Я и Отты тоже идем с вами.
— Отты — да, а ты слаб, — отозвался Василий Михайлович. Антон гневно вспыхнул:
— Вы будете сражаться, а я сидеть и ждать сложа руки!
— Ты должен быть около Наташи, — мягко возразил Чекмарев, но Антон покачал головой. Его гнев исчез, уступил место горю.
— Я не могу смотреть на нее. Вот тут у меня страшно… — Антон собрал в ком рубашку на груди. И повторил: — Страшно… Я должен быть с вами и сам схватить этого…
— Ну ладно, пойдешь, — отступил Чекмарев, поняв, как мучается Антон, и позвал Оттыргина: — Отты, приготовь Антону хорошую упряжку! Каждый из нас будет один на нарте. Мы должны передвигаться быстро…
В просторной и теплой яранге Рэнто шел военный совет. Члены Марковского Совета, Антон Мохов, Оттыргин сидели вокруг очага и с наслаждением пили густой душистый чай.
Едва отряд Чекмарева прибыл в стойбище Средней Реки, как сразу же было забито несколько оленей, все бойцы сытно поужинали. Сейчас они уже спали в других ярангах.
К своему очагу Рэнто пригласил только членов Совета, Антона Мохова и Оттыргина. Вел он себя как радушный хозяин, угощал лучшими кусками мяса, но от спирта, который привезли с собой марковцы решительно отказался. Это было удивительно. Потом, когда гости насытились, началось чаепитие. Оно еще больше озадачило Чекмарева. Чай был заварен по-европейски, в отдельной посудине.
Расспрашивать Рэнто, где он этому научился, Василий Михайлович посчитал неудобным. Когда Чекмарев объяснил цель похода, Рэнто принял это как должное.
— Черепахин волк, — сказал он, и на его бронзовом лице отразились гнев и презрение. Он опустил кружку на колено. Губы его были тесно сжаты, а глаза сузились, точно высматривая какую-то цель.
— Хуже волка! — заметил Каморный. — Волк от голода на оленей набрасывается, а этот от жадности
Рэнто посмотрел на Чекмарева, словно спрашивая его, должен ли он ответить на вопрос Давида. Василий Михайлович нагнул голову в знак согласия. Все смотрели на Рэнто. Он неторопливо произнес:
— Волк прячется в яранге Аренкау. Аренкау тоже волк!
— Далеко отсюда? — как всегда нетерпеливо, допытывался Каморный.
— Два дня упряжкам бежать! — Рэнто допил остатки чая из кружки, снова наполнил ее из бурлящего котла и пояснил: — Вашим упряжкам бежать два дня. Моим день. Ваши собаки голодные.
— Дай нам сильных собак! — сказал Каморный то, что у всех вертелось на языке. В яранге стало тихо. Только было слышно, как свистит ветерок за покрышкой яранги да потрескивает огонь в очаге, Антон, которого не покидала тревога за Наташу, почти умоляюще смотрел на Рэнто. Куркутский сидел с полуприкрытыми глазами.
— Утром все поедем на свежих сильных собаках, — по-прежнему ровно сказал Рэнто, и в ответ раздались шумные, радостные возгласы марковцев. Давид подскочил к Рэнто и ударил его по плечу:
— Спасибо, друг.
Обрадованные поддержкой, марковцы долго не ложились спать.
Рэнто рассказал, что стойбище Аренкау расположено на берегу небольшой речки, на открытом месте. Это огорчило Чекмарева и его товарищей. Подойти к стойбищу незаметно было невозможно. Собаки рано почувствуют приближение ревкомовцев и поднимут в стойбище тревогу.
— Боя не миновать, — сказал Чекмарев. — Черепахин нам нужен живой, невредимый.
— Ты думаешь, что он сам добровольно дастся тебе в руки? — усмехнулся Каморный. За какие пряники?
— У него много людей, которые и боятся, и ненавидят нас, — напомнил Куркутский.
— Там американцы, — присоединился к нему Рэнто. — Они хорошо стреляют.
— Оружие пустим в ход в крайнем случае, — проговорил, точно отдал приказ, Чекмарев. У него уже созрел план операции. — Мы окружим стойбище на большом расстоянии от него, Черепахину и американцам пошлем ультиматум. Американцам разрешим уехать в Ново-Мариинск или остаться, а остальным предстать перед справедливым судом революции.
— Так они тебе и сдадутся! — Каморный сплюнул в огонь.
— Он говорит правду, — кивнул Рэнто. — Волки будут стрелять.
— Попытаемся сначала мирно с ними говорить, а потом уж возьмемся за оружие, — Чекмарев посмотрел на товарищей. — Ну, а сейчас спать.
Марковцы и обитатели яранги скоро уснули. У очага остались лишь Чекмарев и Рэнто. Не сговариваясь, они продолжали неторопливо прихлебывать чай, наслаждаясь теплом и покоем. Рэнто догадывался, что Василий Михайлович хочет о чем-то расспросить его и терпеливо ждал вопросов.