Утро в раю (очерки нашей жизни)
Шрифт:
Дик даже немного загордился. Ещё бы — немец и директор школы. Прямо-таки чудо чудное, звезда Вифлеемская. На весь Майли-Сай, более половины жителей которого были тогда немцами, стал вторым после Нелли Шумахер директором.
Ему бы, напротив, этим всем опечалиться да поразмышлять, почему для немца даже эта должность едва не Нобель [64] , а он, дурила, возрадовался. Ну а когда предложили перейти в горком партии инструктором, мол, перестройка, гласность и сплошной интернационализм, то даже поверил, будто Горбачёв с компанией республику на Волге
64
Имеется в виду Нобелевская премия.
Но сын особо не расстроился, а может, просто вида не подавал, чтобы отца лишний раз не печалить и, пообещав стать гражданским лётчиком, поступил горным рабочим на Кадамджайский сурьмяный комбинат. Потом отслужил срочную на Тихоокеанском флоте, демобилизовался и снова пошёл на комбинат. Лётчиком он так и не стал и вряд ли станет. Почему? Да потому, что как сын партфункционера пользовался в СССР особыми привилегиями, и за это не получил германского гражданства. Хорошо хоть не навсегда, и в перспективе может его получить. И младший сын, прибывший в ФРГ 18-летним парнем, тоже пока лишён этого права. А ещё говорят, что дети за отцов не отвечают.
— Отвечают, ещё как отвечают, — пробурчал Дик. — И я отвечал, и моя жена, и наши родители, и родители наших родителей. И всё потому, что родились немцами. Но там, в СССР, нас терзали-подозревали, потому что на западе была Германия, а здесь — оттого, что на востоке — Россия. И получается, что живём между молотом и наковальней. Но это будет сложно по-немецки выразить. Может, тогда по-русски? Ведь Меркель в школе русский язык изучала и даже в олимпиадах побеждала. Нет, по-русски нельзя. Письмо ведь помощники просматривать будут, и может, даже отвечать, а они русского наверняка не знают.
От того, что никак не мог решить, с какой фразы начать, Дик занервничал. Чтобы успокоиться и немного отвлечься, он встал и приблизился к политической карте мира, висевшей у них на кухне. Её появлению в столь неподходящем месте Марта долго противилась и даже грозила перевести его на сухой паёк, но он объяснил, что когда ночуют внуки, то во время завтраков-ужинов им полезнее разглядывать карту, запоминая очертания континентов, границы государств и названия городов, нежели бессмысленно глазеть в окно.
«Может, письмо канцлеру начать с весёлой ноты? — подумал Дик. — И рассказать ей, как раз в полгода приглашают его с Мартой в городской совет в отдел, ведающий иностранцами, и где они заполняют многостраничную анкету, содержащую такие, например, вопросы: „Когда в последний раз вы посещали Афганистан, Иран, Палестину, Северную Корею, Ирак и Чечню?“, „Состояли ли в запрещённых партиях экстремистской направленности?“ „Обучались ли взрывному делу?“, „Имели ли связь с экстремистскими группировками Аль-Каида, Хамас, Исламский джихад?..“ А всё потому, что в Германию они приехали из Киргизии и по документам числятся киргизами. Да, бесспорное большинство киргизов — мусульмане,
65
Имеется в виду Бен Ладен.
— Нет, вздохнул Дик, — смешного здесь мало, зато элемент идиотизма присутствует. А начинать с него вряд ли уместно.
Может, взять и спросить Меркель почему в переселенческом лагере в Нюрнберге всей их семье изменили статус, превратив из российских немцев, в «безродных космополитов»? Неплохо, конечно, но на четырёх судебных заседаниях им ведь объяснили: за тесную связь с тоталитарным режимом. А она, хоть и канцлер, судебное решение не отменит. А кто его отменит? Впрочем, черт с ней с национальностью, ведь много важнее не то, кем тебя считают, а кем ты себя ощущаешь. А мы, Дики, ощущаем себя немцами. Даже внук Сашка, у которого мать русская, числит себя стопроцентным немцем. На этой почве у него даже потасовка случилась.
— Во! — приободрился Дик, — с неё-то я, наверное, и начну. Наш канцлер высоко сидит и, конечно, не знает, что в школах Германии давно верховодят иностранцы. Прежде всего, мусульманского происхождения. Местные их боятся. Во-первых, иностранцы лучше организованы, нападают и защищаются всем скопом. А главное — не опасаются быть обвинёнными в нацизме, экстремизме или шовинизме. А немцы опасаются. Это все знают. Поэтому когда внука Сашку на футбольном матче стал оскорблять-задевать турок, приняв за местного немца, то очень удивился, когда тот предложил ему заткнуться и извиниться.
— Перед кем должен я тут извиниться? — приставив ладонь к уху, спросил турок.
— Передо мной, — ответил Сашка.
— И ты, немец (слово «немец» он сопроводил непристойным жестом), хочешь, чтобы я извинился?
— Да.
Турок, который был на голову выше и на два года старше, громко захохотал. Потом, немного успокоившись, поинтересовался:
— Из тебя свиную отбивную сегодня сделать или позже?
— Сегодня.
— Хорошо, — только я хочу пригласить отца. Он очень любит наблюдать, как я делаю из немцев «свиные отбивные».
— И я приглашу.
— Отлично. Ещё придут мои друзья. — И он обвёл рукой стоящих рядом и отпускающих в адрес Сашки ехидные шуточки приятелей.
— Что один на один боишься?
— Я?! — оторопел турок. — Я боюсь немца?! Ты тоже зови, но предупреждаю: ни твои, ни мои в драку встревать не имеют право. Будет настоящая мужская разборка.
— Как будем драться? До первой крови?
— Нет, до тех пор, пока ты не заплачешь и не попросишь пощады.
— Хорошо, — согласился Сашка.
И вот в присутствии отцов и друзей они сошлись на пустыре за футбольным стадионом. Бой был яростным и коротким. Дело в том, что 15-летний Сашка посещал не только секцию футбола, но и секцию восточных единоборств, где считался едва не лучшим в своей весовой категории. Молниеносно повалив турка на траву, он тут же перевернул его на грудь и применил болевой приём на локоть, после чего тот истошно завопил.
Как по команде, к нему на выручку рванулись приятели и отец.
— Стоять! — рыкнул Сашка. — Ещё шаг — придушу его, а потом вас.