Увечный бог

Эриксон Стивен

– Давай, - проворчал Буян. Лицо его покраснело от бури эмоций, видел Геслер. И сам он переживал то же самое. Воздух, казалось, кипит от жутких сил.
– Давай, Геслер, и если мы покажемся дураками... ну, мы переживем, верно?

Вздохнув, он встал лицом к Т'оолану.
– Зачем мы здесь? По правде, сами точно не знаем. Но... думаю, мы пришли исправить старую несправедливость. Потому что надо это сделать. И точка.

Молчание затягивалось.

Геслер поглядел на Буяна: - Так и знал, звучит глупо.

Онос Т'оолан заговорил: - Что ты ищешь на Шпиле, Геслер-малазанин?

–

Сердце Увечного Бога.

– Почему?

– Потому, - сказал Буян, - что мы хотим его освободить.

– Он скован.

– Мы знаем.

Онос Т'оолан снова на миг замолчал. Потом: - Вы бросите вызов воле богов?

– Легко как плюнуть, - сказал Буян.

– Почему вы хотите освободить Падшего?

Когда Буян замешкался, Геслер подскочил в чешуйчатом седле и бросил: - Возьми нас Худ, мы хотим послать его домой.

***

"Домой". Слово чуть не заставило Оноса Т'оолана встать на колени. Что-то ревело в голове. Он думал, это отзвуки его ярости - но теперь он смог различить в какофонии множество голосов. Не только необузданные мысли Т'лан Имассов за спиной; не только далекое еще отсюда буйство схватки Отатарала и Элайнтов; нет, его оглушало негаснущее эхо ужасной боли этой страны, жизни, что некогда здесь процветала, только чтобы угаснуть и умереть в страданиях. А там, на каменной башне, на растрескавшемся шпиле - центре беспокойного вулкана - где кровь земная течет так близко от поверхности, змеиными лазами окружив основание горы - еще один кусок сломанного, разбитого бога, существа, извивавшегося в муках многие тысячи лет.

"Как и мы, Т'лан Имассы. Как и мы.

Тень трона - разве не холодное, страшное место? И все же, Келланвед... ты вправду предлагаешь помощь? Ты решишься бросить нам тень, как щит? Как укрытие? Устыдить нас во имя человечности?

Я однажды назвал вас нашими детьми. Нашими наследниками. Прости за иронию. Видя разврат вашего рода... я думал... ах, не важно..."

Мысленно он потянулся к спутникам, нашел одну. Она рядом, почти за спиной.
– Гадающая по костям, Горькая Весна от Второго Ритуала, ты слышишь?

– Да, Первый Меч.

– Тебя звали провидицей. Скажи, что нас ждет?

– Я не имею дара провидения, Первый Меч. Мой талант - читать души. И не более того. Я была самозванкой так долго, что не знаю иного пути.

– Горькая Весна, все мы самозванцы. Что нас ждет?

– То, что ждало всегда,– отвечала она.
– Кровь и слезы.

Честно говоря, он не мог ожидать ничего иного. Онос Т'оолан подтащил меч, оставив борозду в пыли и камнях. Поднял глаза на малазан: - Даже сила Телланна не может пробить защитных чар Форкрул Ассейлов. Потому мы не сумеем подняться из пыли во вражеских окопах. Остается лишь прямая атака.

–

Мы знаем, - сказал тот, кого звали Геслером.

– Мы будем сражаться за вас, - сказал Онос Т'оолан и замолчал, смущенный действием свои слов на двоих людей.
– Я вас огорчил?

Геслер покачал головой: - Нет, ты здорово нас утешил, Первый Меч. Не в том дело. Просто...
– Он снова покачал головой.
– Теперь моя пора спрашивать. Почему?

– Если от нашей жертвы - вашей и моей - утишится боль мира; если наши смерти отправят Его домой... мы сочтем это достойной причиной.

– Увечный Бог. Он чужой для всех нас.

– Достаточно того, что в месте, которое он зовет домом, он не чужой.

"Почему мои слова породили слезы на лицах закаленных солдат? Не понимаю". Онос Т'оолан открыл разум спутникам.
– Вы слышали. Вы разделили. Вот избранный Первым Мечом путь - но я не гоню вас, я спрашиваю: будете ли биться рядом со мной?

Горькая Весна ответила: - Первый Меч, я не избрана говорить за всех. Мы видели восход солнца. Возможно, мы не увидим заката. Значит, нам остается один день, чтобы найти меру достоинства. Возможно, это меньше, чем дается другим; но это намного больше, нежели выпадает очень многим. Ныне мы увидим, кто и что мы. Ныне мы найдем смысл существования.

Первый Меч, мы рады возможности, тобой данной. Ныне мы станем твоими родичами. Ныне мы станем тебе сестрами и братьями.

Онос Т'оолан не смог найти ответных слов. Он погрузился в себя на долгое, долгое время. А потом в глубине души возникло странное... узнавание.
– Тогда вы будете моими родичами. А среди родных разве я, наконец, не дома?
– Он сказал это вслух и увидел удивление на лицах малазан. Онос Т'оолан ступил вперед.
– Малазане, познакомьте меня с К'чайн Че'малле. В разное время наши народы бились против Ассейлов. Ныне в первый раз мы будем биться как союзники.

В пятнадцати шагах Охотник К'эл выпрямился и воздел клинки. Онос Т'оолан ощутил, что рептилия глядит лишь на него. И поднял свое оружие.

"Итак, еще один дар в сей последний день. Вижу тебя, К'чайн Че'малле, и называю братом".

Геслер вытер глаза - он не мог удержать глубоких чувств.
– Первый Меч, - позвал он хрипло, - сколько у вас воинов?

Онос Т'оолан запнулся и ответил: - Не знаю.

Другой Т'лан Имасс, что стоял сзади, отозвался: - Смертный, нас восемь тысяч шестьсот восемьдесят четыре.

– Черное дыханье Худа!
– выругался Буян.
– Геслер, Т'лан Имассов в центр? Вегаты по обе стороны, Охотники на флангах?

– Да, - согласился Геслер.
– Первый Меч, ты знаешь "зубья пилы"?

– Геслер, - прервал его Онос Т'оолан, - как и ты, я прошел Семиградские кампании.

– В жизнь не догадался бы, - оскалил зубы Геслер.
– Буян, пососи немного масла и вели ящерицам шевелиться. Не вижу смысла терять время.

– Отлично. А ты?

– Я и Сег'Черок, мы поедем впереди. Хочу осмотреться, особенно у основания Шпиля. Догоните, ладно?