Увертюра ветра
Шрифт:
В толкотне, гомоне и сутолоке битком набитого трактира было не продохнуть. Единственный незанятый столик обнаружился в центре зала - и тот без стульев. Искать другое место ни сил, ни желания уже не было, поэтому мы не стали привередничать. И не зря. Самым сложным оказалось протолкаться сквозь толпу. Вопрос со стульями решился быстро: их предупредительно вернули соседи, только завидев нас (и Нэльвё, недвусмысленно опустившего ладонь на рукоять меча).
Служанки вспугнутыми птичками метались по залу, перелетая от столика к столику. Они сталкивались
– Милая девушка, - ласково начал он, рывком притянув служанку к себе, -подскажите: что у вас на ужин?
Девушка испуганно отшатнулась, но Нэльвё держал крепко. Она еще несколько раз трепыхнулась, как птичка, угодившая в силки, и отчаянно затараторила:
– Рагу заячье с овощами, корейка свиная, вырезка телячья, курица жареная. К ним толчонка, картофель отварной с зеленью, каши - гречневая, пшеничная, овсяная - и похлебка. Салат, ватрушка творожная, чай, медовуха.
– Мне - рагу, будьте любезны. С картофелем. Господа?..
– Крылышки, - пискнула Камелия. И, с каким-то особенным блеском в глазах и странной интонацией, закончила, подавшись вперед: - и толчонку!
– Толчонку и ножку, - резюмировал я, стараясь не смотреть на леди - иначе бы не удержался и прыснул.
– И кувшин медовухи!
– запоздало крикнул Нэльвё вслед шустрой подавальщице, уже растворившейся где-то в толпе.
– А, да чтоб тебе!
– Это провидение тебя на путь истинный наставляет, - подколол его я. И миролюбиво добавил: - Потом закажешь. И лучше не медовуху, а чай.
– Сами пейте свой чай!
– огрызнулся он.
– Я себе заказывал.
– Не влезет же, - хмыкнул я.
– Вот и проверим!
Я пожал плечами и устало откинулся на спинку стула. Обычно всякое ожидание меня раздражало, но сейчас я был ему даже рад, наслаждаясь блаженной недвижимостью и ничегонеделаньем.
Скучать не давала Камелия: она с таким искренним восторгом и безудержным любопытством вертела головой, осматриваясь вокруг, что при виде нее невозможно было не улыбнуться.
Девушку интересовало все. Пропахший пивом пол, столы с намертво въевшимися пятнами, мутные окна... Наемники, пьяно хохочущие над сальными шуточками, и их визгливо вторящие подружки. Крестьяне, пересчитывающие на протянутой руке горсть медяков и гадающие, хватит ли на ночлег. Купцы, яростно торгующиеся за каждый грош - или уже, довольные, обмывающие сделку.
– Так пялиться на людей неприлично. Ты что, впервые в трактире?
– не выдержал Нэльвё, когда на нас уже стали оборачиваться и бросать недобрые взгляды.
– Никогда не поверю! Пять лет учиться в Академии - и ни разу не выбраться в город? С друзьями-то? Свежо предание...
– многозначительно закончил он.
Камелия немного смутилась:
– Была, но...
– "Но" что?
– Но они были... приличнее!
Мы с Нэльвё прыснули.
–
Камелия бросила брезгливый взгляд на визгливо расхохотавшуюся помятую девицу и сморщила благородный носик:
– Может быть. Но трактиры возле Академии гораздо более... достойные.
– Ну, еще бы, - сквозь смех едва выговорил я.
– Торлисс, милая леди, - это город свободных искусств и наук, а Ильмере - обычная крепость. Естественно, в одном ты за столиками будут студенты в обнимку с книжками, а в другом - наемники и военные с... хм. Не суть.
Нэльвё улыбнулся, позабавленный обтекаемостью моей формулировки и презрительным личиком Камелии. И фыркнул, не удержавшись:
– Да уж, "с книжками"! С пивными кружками!
– Одно другому не мешает, - с самым что ни есть серьезным видом сказал я.
– Где же еда?
– с деланным возмущением проговорила Камелия, пытаясь загладить неловкую тему и нервно расправляя манжеты. Поднимать на нас смущенный взгляд леди не смела.
– Разогреют и принесут, - лениво пожал плечами Нэльвё. .
Белое кружево выскользнуло из тонких пальчиков Камелии. На лице проступил настоящий ужас.
– "Разогреют?"
– Ты же не думала, что они будут каждый раз готовить? Или думала? Да где ж столько времени найти-то, и столько рук!
– Ваш заказ!
– чирикнула подлетевшая пичужка-подавальщица, сноровисто расставляя посуду. К вящей радости Нэльвё и моему неудовольствию, про кувшин с медовухой она все-таки услышала. Я поморщился, но заказывать еще и чай не стал.
Отрекшийся аккуратно отпилил едва режущим ножиком кусочек мяса, наколол его на вилку и отправил в рот с крайне скептическим выражением. Прожевал - и, выдав снисходительное:
– Пойдет!
– приступил к трапезе. Я поверил ему на слово и присоединился.
Курица оказалась вполне себе съедобной. С травами, правда, малость переборщили, но совсем чуть-чуть.
– Нет, определенно не хватает салата, - решительно сказал Нэльвё, и пристальным, соколиным взглядом принялся высматривать добы... служанок.
Я глотнул медовухи. Было, на удивление, вкусно и некрепко. В голове немного прояснилось, но чувство тревоги и не думало отступать. Напротив: вышло на первый план, заслонив собой все.
Странный, невозможный, несуществующий звук слышался отчетливее слов Камелии, звонче скатившейся под стол вилки, тише кошачьих шажков и пронзительнее скрипа половиц. Тихий шелест - медленный, размеренный... как уходящий сквозь узкое стеклянное горлышко песок. Я видел, как наяву, эту сыпучую струйку перламутра, все истончающуюся, дрожащую, тающую серебряной дымкой под оттикивающие в голове минуты, секунды, мгновения...
И опадающую с последней песчинкой.
Время замерло, словно пошатнувшись, готовясь к прыжку - и сорвалось в полет-падение. Я, уже зная наперед, что должно произойти, вскочил со стула. Неловко зацепленная кружка соскользнула со стола - и брызнула осколками и золотисто-медовыми каплями.