Увертюра ветра

Элер Алиса

Камелия удивленно встрепенулась и, оторвав зачарованный взгляд от Лиирских гор, начала было:

– Но разве вы не...
– но осеклась, вдруг смутившись.

– Не "что"?

– Не живете... ну...
– она смущенно замолчала, надеясь, что Нэльвё не будет выпытывать до победного. Но его насмешливый, будто не замечающий написанного на ее лице отчаяния взгляд говорил об обратном.

Камелия зажмурилась и выпалила на одном дыхании:

– Разве вы не живете в подземельях?

Я позволил себе усмехнуться, спрятав улыбку в уголках губ. Нэльвё расхохотался.

– "В

подземельях"! Нет, леди, мы живем в Лиирских горах. Eneid ri-Vie - "вытканная из камней". И она действительно выткана, наша столица: выткана из сердца гор, холодного горного эфира и песен северных ветров. Лиирский хребет близ Сумеречного перевала приютил нас, принял, как заблудших детей. Мы высекли город из камня, возвели дворцы на горных лугах, выстроили крепости на скалистых высотах.

– Сумеречный перевал?
– округлила глаза девушка.
– Тот самый?..

Нэльвё усмехнулся, позабавленный выражением ее лица, и отшутился:

– Только не спрашивай, те самые ли там Сумеречные!

– А ты их видел?
– не отставала девушка, чьей любознательности мог позавидовать даже я.

– Видел, видел... и прирезал парочку, - нарочито спокойно сказал он, по-прежнему что-то насвистывая. Травинка крутилась туда-сюда, повинуясь движениям губ.

– Опять обманываешь!
– возмутилась она, в этот раз раскусив его почти сразу.

– Я не вру. Я - шучу. Просто потому, что не могу отвечать серьезно на глупые вопросы, - усмехнулся Нэльвё странно тихим голосом. Он больше не бросал на подначиваемую Камелию короткие озорные взгляды, а смотрел только прямо: туда, где трепетал в белесой дымке призрачный силуэт гор.
– Как бы я их увидел, леди? С Сумеречными не разговаривают, с Сумеречными схлестываются в бою, гвардия Хранителя Сумеречных дорог и наша. А я в нее не вхожу - иначе сейчас бы вряд ли был здесь, верно?

И, помолчав, уже сам себе сказал, с какой-то непонятной горечью:

– Жаль, что не вхожу.

Теперь заинтересовался уже я. Он ничего не рассказывал о своем прошлом, о жизни среди thas-Elv'inor, и о том, почему пришлось с ней распрощаться.

Но Нэльвё замолчал и больше не сказал ни слова. Прерывать стрекочущую, жужжащую и шуршащую тишину разнотравья никто не решился.

***

– Мы забрали слишком далеко к северу.

– Брось!
– безмятежно отозвался Нэльвё.
– Чем дальше от большака, тем лучше.

– Мы потеряли уже полдня пути.

– Предлагаешь разворачиваться? Глупо: пока доедем до прошлой развилки, потеряем еще полдня, - пожал плечами он, лениво оглядываясь по сторонам.

Золото дня вплеталось в лиственные кроны, кружевом врезалось в дорожную пыль, но мы едва ли замечали это, уставшие и поглощенные спором.

– А будем ждать следующую - потеряем еще день, - настойчиво сказал я, натягивая поводья. Вялая и послушная Стрелочка безропотно остановилась - впрочем, тут же принявшись объедать рядом растущий орешник.
– Предлагаю не заниматься ерундой и поворачивать прямо сейчас. Мы же все равно

собирались идти по лесу: так чего тянуть?

Мои слова всколыхнули свежую, еще клейкую листву и ушли в сине-зеленую высь, затерявшись где-то в кронах и пройдя мимо обоих спутников. Камелия все так же вертела головой, как будто не насмотревшись за час на шмыгающих с ветки на ветки белок, заливающихся трелями соек и бушующую кругом весну. Нэльвё молчал, замерев, словно к чему-то прислушиваясь - но остановиться и не подумал.

Когда их силуэты стали тонуть в малахитово-зеленом дыхании волнующегося моря, я не выдержал и сорвался с места.

Нэльвё мельком взглянул на меня, когда я с ним поравнялся, и негромко, уже без прежней безмятежности в голосе, проговорил:

– Лес всего в двух часах езды. Стоит ли?..

– Мы едем на юго-восток. Заберем чуть южнее - и всех проблем.

– Может быть, найдем полянку и сделаем привал?
– робко спросила Камелия, по такому случаю даже оторвавшись от любования. Взгляд ее стал жалобным и просительным.

Только после ее слов до меня дошло, что мы действительно не обедали, а с завтрака прошло не меньше шести часов. Я редко чувствую голод - больше слабость и вялость от недостатка сил, и долго не могу понять причину недомогания.

– Конечно, Камелия. Но не сейчас, - извиняющимся тоном - хотя, строго говоря, где здесь моя вина? Можно было напомнить и раньше - сказал я.
– Слишком близок Лес. Отъедем хотя бы на пару верст...

– Думаю, это излишне, - вмешался Нэльвё.
– Того расстояния, что нас разделяет, достаточно. Найдем подходящую поляну - и будет тебе привал, леди.

Камелия притихла, обрадованная. Нэльвё насвистывал уже другую песню - не медлительно-задумчивую, а беззаботную. Но мне почему-то слышались в ней настороженность и тревога.

Ветер с неожиданной злостью заколыхал вершины деревьев, тонкостволых и темнокудрых. И меня в ясный весенний день вдруг обдало невыносимым холодом, какой бывает тихой лунной ночью. Распахнешь вдруг дверь, сам не зная, зачем, будто повинуясь чему-то - и замрешь на пороге, не решаясь ни выйти навстречу зовущей тебя ночи, ни вернуться назад, в тепло и уют дома. Потому что в недвижимости воздуха, почти прозрачного, дрожащего искристой серебряной дымкой, видится взгляд. Он жжет, точно расплавленное серебро; жалит льдистым крошевом открытые руки и щеки. Не дает шелохнуться, даже вздохнуть - и вынуждает стоять так, на ветру, подставляя лицо морозу, пробирающему даже накинутый полушубок...

Я обхватил плечи в тщетной попытке согреться. Меня колотил озноб. Я вскинул голову, жмурясь от слез, запутавшихся в ресницах. Ветер, беснующийся в вышине, не мог дорваться до меня, и я не мог услышать его предупреждений - только крик и тревогу. Тревогу, которая постоянно нарастала. Воздух не просто похолодел - словно вымерз до последней капельки воды, осыпавшись ледяным крошевом. Я сам не заметил, как остановился. Одна только мысль о том, чтобы идти дальше отдавалась болью в висках, и из груди поднимался, захлестывая меня с головой, всепоглощающий ужас.