Увидеть лицо - 2
Шрифт:
— Ну… ну это ничего. Купим другой. Мне недавно знакомый из института показывал несколько штук… студенты часто забывают после лекций… Они и разблокированные уже. Я тебе денег займу, отдашь когда сможешь…
— А зачем? — осведомилась Алина.
— Как зачем?
— Так — зачем? Зачем мне новый телефон? Зачем мне возвращаться на работу? Для чего? Какой в этом смысл?
— Как какой… Чтобы жить.
— А разве это жизнь? Жень, мне двадцать восемь лет, а что у меня позади? Мне даже нечего вспомнить. Что я сделала за эти двадцать восемь лет? Что я увидела? Что я после себя оставила? За эти двадцать восемь лет у меня даже не было ни единого стоящего заветного желания. Ни единой мечты, к которой я бы стремилась. Ни единой
— Да мало ли, что Тамилка тогда сказала…
— Да при чем тут Тамилка?! — Алина стукнула кулаком по столу, отчего бутылки громко звякнули. — Разве это Тамилка заставляла меня еще целый год после школы болтаться, ничего не делая. Разве это из-за Тамилки я провалилась на истфак?! Разве это из-за нее я упустила добрый десяток перспективных мест?! Всего лишь из-за своей лени и из-за боязни перемен! Разве это из-за Тамилки я никогда не напишу своей книги?! Вовсе нет! — она подняла в воздух указательный палец, но тут же опустила руку, вспомнив, что именно так делал Жорка, когда произносил что-нибудь значительное. — Из-за меня самой! Мне показали, какой я могла бы стать, а потом вернули обратно… Если бы это произошло хотя бы на пять лет раньше! А теперь… единственное активное действие, на которое я способна, — это испытывать отвращение к собственной физиономии в зеркале и к тому, что она скрывает!..
— И напиваться! — резко добавила Женька. — Аля, думаешь, если ты будешь сидеть тут и беспрерывно глушить вино, от этого что-нибудь изменится?! Думаешь, ты от этого лучше станешь? Воля у тебя появится?! Или чудо какое-нибудь произойдет?!
— Чудо происходит именно когда я напиваюсь, — пробормотала Алина. — Тогда я хоть на какое-то время ни о чем не помню. Я без этого даже заснуть не могу нормально, потому что снова и снова вижу один и тот же сон…
— А деньги кончатся — что делать будешь?
— У тебя займу.
— Все равно это не может продолжаться бесконечно! — Женька решительно отобрала у нее бокал, прежде чем Алина успела ей помешать. — Я не знаю, кто там тебе чего наговорил, но все это полный бред! Забудь все это! Ты симпатичная девочка, веселая, умная, столько всего знаешь! Да, «Чердачок» не твое место, но ведь все еще можно изменить, если постараться. И ты изменишь, и книгу свою напишешь… Я всегда в тебя верила! Вовка тебя обожает, а ты ведь знаешь, дети не любят плохих людей, даже если те говорят с ними ласково!.. И никакая ты не мышь! Ничего ты не сделала… а помнишь, как ты со мной возилась, когда я после развода никакая была?! Помнишь, как ты тогда ночью прибежала, когда Ромка меня… боялась, но ведь прибежала же, когда никто и носа не высунул!.. Ты мне с Вовкой всегда помогаешь… Ты же знаешь, какой он особенный… мне с ним трудно, а у тебя все так легко получается… Ты, Тамилке, жизнь спасла, в конце концов! Все у тебя получится, просто тебе нужно захотеть… а вот это вот, — Женька презрительно кивнула на пустые бутылки, — не выход! Вот так как раз поступают именно мыши! А ты — не мышь! Поняла?!
Алина промолчала, пристально разглядывая узоры на обоях. Женька тряхнула головой и хотела было что-то добавить, но тут ее раскрытая сумочка требовательно исполнила вступление к «Вальсу цветов» Чайковского, и она кинулась к ней и достала телефон.
— Да? Нет, все в порядке. Да, немного. Не сегодня. Хорошо. Давай.
Она нажала на «отбой» и повернулась к Алине, уткнувшейся подбородком в переплетенные пальцы.
— Это Тамилка. За тебя переживает.
— Тамилка переживает не за меня, а за то, чтобы ее выходные не накрылись медным тазом!
— Зря ты так, — Женька покачала головой. — Она действительно беспокоилась. Язык у нее, конечно, змеиный, но она вовсе не такая
— Любишь ты, Женька, из всех ангелов делать!
Женька улыбнулась, хотя Алина не могла видеть ее улыбки.
— Почему ангелов? Людей.
Алина пожала плечами и потянулась за новой сигаретой.
— Ладно. Твои слова будут рассмотрены… позже. А сейчас иди. Тебе ведь на работу надо.
— И пойду. Только слегка уберу у тебя и проветрю, а то сидишь в каком-то свинарнике! И кошку бедную совсем забросила. Хоть бы консервный нож ей оставила.
— Не нужно у меня ничего убирать! — почти зло произнесла Алина и выронила сигарету из дрожащих пальцев. — И вообще…
— И вообще твое разрешение мне не требуется! — отрезала Женька. — Я старше тебя, ясно! Так что сиди и молчи! Ты, кстати, можешь дальше пить, если хочешь. Я не собираюсь у тебя бутылки отбирать. Ты их скоро сама выкинешь… если ты действительно такая, какой я тебя считаю.
— Не такая… — хрипло сказала Алина, глядя на обои. Женька, ничего не ответив, вышла из комнаты, и вскоре из кухни долетел шум воды и уютный звон посуды. В комнату с грохотом влетела Стаси, вспрыгнула хозяйке на колени и укоризненно посмотрела на нее оранжевыми глазами. Алина перевела на нее затуманенный взгляд, потом вдруг сгребла мяукнувшую кошку в охапку и уткнулась лицом в ее пушистую спину.
Стаси не возражала.
Женька давно ушла, а она так и сидела за столом, пристально глядя на узор обоев, словно в нем был скрыт некий тайный смысл, разгадать который было жизненной необходимостью. Большие настенные часы с маятником отбили один час, другой, но Алина не двигалась — жила только ее рука, изредка поднося к губам очередную дымящуюся сигарету. Стаси, растянувшись на спинке кресла и свесив вниз переднюю лапу и полосатый хвост, спала сном праведника.
На исходе третьего часа Алина налила новый бокал вина, отпила треть, после чего подтянула к себе лежащие на краю стола блокнот и ручку. Посмотрела на чистый лист, глубоко вздохнула, после чего быстро написала большими шатающимися буквами:
«Тени и свет. Бесплотные голоса сплетаются в причудливом узоре. Пространство густо заткано песней без слов. Ни малейшего диссонанса. Ни единой фальшивой ноты. Ничего лишнего. Сила ветра. Гладкость льда. Нежность пуха. Гибкость пламени. Совершенство…
В прозрачном воздухе неторопливо, плавно меняется пейзаж за пейзажем. Снежновершинные горы и свежезеленые равнины. Морские волны и речные водопады. Степь на ветру. Раскаленная пустыня. Деревья и травы. Озера, сияющие на солнце. Цветы и снег. Пыль и ледяные брызги. Огненные реки и унылые безжизненные пространства. Ночь спускается и уходит, и времена года сменяют друг друга, и сменяют друг друга бесчисленные в своем разнообразии живые существа, и сменяют друг друга города, и люди в них любят и убивают друг друга, изучают и творят, разрушают и завоевывают, продают и предают, смеются и плачут, возвышаются и уходят в небытие…
Двое смотрят лениво, и их речь струится, как вода, но в этой воде нет жизни…»
Она бросила ручку и несколько минут, щуря глаза, внимательно изучала написанное. Оно было перенесено безупречно. Именно так она думала. Именно так начиналась первая страница книги там…
Алина подняла голову и взглянула на стоящий перед ней бокал, на выстроившиеся на столе пустые бутылки из-под вина и еще одну, наполовину полную, зло скривилась, резко выдохнула, а потом ее руки вдруг мелькнули в воздухе, точно пытались одним рывком отдернуть невидимые тяжелый занавес. Сметенные бутылки с грохотом и дребезгом посыпались на пол, кувыркнулся бокал, расплескивая вино на палас. Напуганная Стаси скатилась с кресла и утопотала в кухню, решив переждать бурю за газовой плитой.