Уютная душа
Шрифт:
Этот древний юмор действовал освежающе в тягучей атмосфере лекционного зала.
После обеда начинались практические занятия, то есть группа решала ситуационные задачи или, для разнообразия, изучала противогазы и дыхательные аппараты.
Увы, Таня оказалась отстающей. Рассчитать, сколько надо машин и автобусов для вывоза людей из очага поражения, если дано количество людей и сила взрыва, было для нее непосильным. С противогазом тоже дело не заладилось. Она с опаской относилась к этому прибору, полагая, что надеть его можно только с одной целью — чтобы немедленно задохнуться. А уж бегать и
Однажды, вызванная отвечать к стенду с изображениями различных моделей противогазов, она развеселила всю группу. Ткнув указкой в странный шлем с оборочками, очертаниями похожий на лошадиную голову, преподаватель спросил, для какой категории пострадавших предназначена эта модель. Модель называлась «противогаз КР».
— Может быть, для крупного рогатого скота? — предположила Таня.
Из-за всеобщего хохота ей так и не удалось узнать тайну противогаза КР.
«Ну и что? Пусть я не умею рассчитать мощность ядерного взрыва, но меня все равно не назначат начальником штаба. Зато я хорошо и быстро накладываю повязки и подаю инструменты. Я даже умею интубировать трахею».
Вскоре выяснилось, что Таня по недоразумению попала в группу врачей, и она мимоходом разозлилась на Бориса, зачем помешал ей окончить учебу. Впрочем, это была не настоящая злость, а эхо, слабый отзвук.
После того как она узнала, что Борис специально искал ей санитарское место и не признался, что состоит с ней в браке, ей стало наплевать на него.
Единственное, что ее теперь расстраивало, причем расстраивало ужасно, — это то, что о ее позоре узнал Миллер. Теперь он знает, что она жила с человеком, который не уважал ее, и это очень унизительно.
Поэтому Таня и убежала домой, когда Дмитрий Дмитриевич сидел у Розенберга. Зачем вести с ним беседы и растравлять свои раны? Все равно он никогда не будет рядом с ней.
На сборах она пыталась убедить себя, что скоро забудет Миллера, уже совсем не думает о нем, поскольку без ума от симпатичного доктора из Кингисеппа, похожего на Олега Ефремова в фильме «Дни хирурга Мишкина». «Мишкину» Таня определенно нравилась, он подсказывал ей на занятиях, а вечером приглашал в местный бар — единственную «культурную» точку на много километров вокруг.
Она сидела с ним в полумраке кафе, за низким столиком с претенциозной лампой-шаром, пила кофе, курила, но испуганно отшатывалась, стоило ему наклониться к ней слишком близко. «Мишкин» смущался сам и поспешно переводил разговор на профессиональные темы. Вскоре они уже увлеченно обсуждали ход удаления желудка, совсем забыв, что пришли в бар влюбляться…
За два дня до конца сборов за участниками приехал автобус. Задание было — эвакуировать пациентов и персонал больницы, находящейся в зоне риска лесного пожара.
Июнь выдался ужасно засушливым, леса горели, сухие деревья занимались, как спички, поэтому был серьезный риск, что больница, беспечно размещенная в лесной усадьбе, попадет в зону огня.
— Вот видите, — улыбнулась Таня «Мишкину», устраиваясь рядом с ним на жестком сиденье, — никто не просил меня считать количество машин для эвакуации. Нашлись люди, сделавшие это за меня.
Предстоящее приключение приятно будоражило ее,
Больница напоминала английское поместье, как их показывают в кино. Красивые, как тортики, корпуса, красные с белыми колоннами и затейливой лепниной, прятались среди сосен. Но времени любоваться пейзажем не было.
Таню, как самую маленькую, поставили комплектовать автобусы. Она должна была отмечать в списках фамилии больных и следить, чтобы всем хватило места и чтобы больные из травматологии правильно устроили свои загипсованные конечности.
Было немного стыдно, что она занимается такой ерундой, в то время как коллеги носят на себе больных и тяжелое оборудование, которое тоже решено было вывезти после некоторых препирательств и криков «А гори оно огнем!».
Специальная милицейская машина с шиком увезла наркотики.
Светило солнце, никто не паниковал, больные чинно рассаживались по местам, даже дети не убегали и не прятались. Было совершенно непонятно, почему все это называется холодным и страшным словом «эвакуация».
Когда уехал последний автобус, Таня, как положено, подошла к инструктору и доложила, что все ходячие больные согласно спискам эвакуированы из зоны поражения.
Инструктор улыбнулся ей и сказал, что она может загорать на травке или, если хочет, ехать в город ближайшим транспортом. Но Таня решила остаться до конца и сделать еще что-нибудь полезное. Она пошла к реанимационному подъезду, откуда выносили тяжелых больных.
Первым же человеком, которого она там увидела, был Дмитрий Дмитриевич Миллер! Высокий, длинноногий, он стоял на крыльце, держа в руках пачку историй болезни, и что-то раздраженно выговаривал мужчине в милицейской форме. Судя по усам и большим звездам на погонах, тот был главным по вывозу больных.
Таня подошла поближе.
— При чем тут форс-мажор? — услышала она знакомый голос. — Все равно вы могли позвонить, уточнить…
— Мы звонили в приемное, — перебил его усатый. — Ваш диспетчер сказал, что у вас шесть реанимационных коек. У нас в сводках тоже числится шесть. Спрашивайте с диспетчера, это он ввел нас в заблуждение.
— Диспетчер не виноват, — сказал Миллер. — Когда у него идет непрерывный поток больных, которых надо принять, записать, направить на анализы и так далее, а тут звоните вы с вопросом, сколько в больнице реанимационных коек, он, естественно, отвечает: шесть. Будет он задумываться, кто звонит и зачем. Нужно было спросить, сколько больных в реанимации, и он тут же сказал бы: пятнадцать человек.
Милиционер присвистнул.
— Три тяжелых ДТП за последнюю неделю в районе, две черепно-мозговые травмы, язва с профузным кровотечением, панкреонекроз, двое онкологических… — перечислял Дмитрий Дмитриевич. — И всем нужна искусственная вентиляция легких. Мы даже плановые операции отменили, забрали из операционных аппараты ИВЛ. Хотели часть больных в город отправить, ведь мы уже между койками еле протискиваемся, но город не берет.