Узаконенная жестокость: Правда о средневековой войне

Макглинн Шон

Церковь не только молилась о победах или давала благословение; не только поддерживала одну из сторон и осуждала другую, используя кафедры проповедников в пропагандистских целях; не только поставляла армиям воинов, деньги, средства передвижения и провизию: она проявляла активный и весьма реальный интерес к ходу войны, и духовенство часто принимало непосредственное участие в военных действиях. Было бы совершенно некорректным утверждать, что единственный образованный класс общества исключительно состоял из духовенства и монахов, которые « мало что смыслили в военных делах и еще меньше понимали в стратегии и тактике». Подобно биографу Вильгельму Пуатье, современнику Вильгельма Завоевателя, Виллардуэн ^[14] и Жуанвиль ^[15] были людьми военными, которые брались за перо, и точно также поступали монахи вроде Гийома Бретонского, Роджера Вендоверского, аббата Сугерия из Сен-Дени и многие

другие. Монастырские и светские писатели являлись выходцами из того же сословия, что и их отцы, братья, двоюродные братья и покровители, составлявшие класс bellatores, т. е. орден воинов, поэтому вполне естественно, что они все, так или иначе, имели отношение к воинскому делу.

14

Жоффруа де Виллардуэн (ок. 1150 — ок. 1218) — крупный французский феодал, один из руководителей четвертого крестового похода, автор хроники «Завоевание Константинополя».

15

Жан Жуанвиль (1223–1317) — французский средневековый историк, биограф Людовика Святого.

Церковный язык зачастую пестрел боевыми терминами, как бы отражая сомкнутый строй христиан, вступивших в духовную битву с силами Сатаны. Например, turma— латинское слово, означающее конный отряд численностью 30 всадников, — часто встречается в средневековых хрониках; применяется также по отношению к группе монахов, например, из монастыря Сен-Морис в Агоне, которая участвовала в круглосуточном богослужении, считавшемся самым мощным ритуальным оружием. Точно так же, как Церковь сражалась на одном фронте, правители сражались на другом. Аббат Марквард, известный строитель замков, высказывал такое мнение: « Не то чтобы монахам непременно надлежит селиться в монастырях или участвовать исключительно в духовных битвах, просто зло на свете можно одолеть разве что сопротивлением».

Интерес Церкви не был только интеллектуальным или духовным. Как землевладелец, ответственный за снабжение своих лордов живой силой, и как ведущий игрок в мире политики Церковь непременно обладала практическими навыками в военных делах. На исходе XIII столетия епископ Гуго из Осера собирает вокруг себя рыцарей, чтобы обсудить уроки военного искусства из трактата Вегеция « О военном деле» / De Re Militari— классического произведения, весьма ценимого рядом средневековых полководцев в качестве военного справочника или учебника. Многие представители церковной иерархии выросли в военном окружении либо удалились в монастыри после оставления воинской службы. Церковь брала на службу наемников и имела собственные военные подразделения; военные ордена — орден Тамплиеров, Госпитальеров и Тевтонский орден — объединяли в своих рядах хорошо обученных воинов-монахов. Никогда еще Церковь не была столь воинственной!

Духовенство входило в категорию сословий, которым, как не участвующим в боевых действиях, предоставлялась защита. Однако многие представители Церкви исключили себя из этой категории. В боевых действиях активное участие принимали и высшие, и низшие церковные чины — от епископа Одо из Байо, яростно размахивавшего палицей в битве при Гастингсе (как лицо духовное, он не мог проливать кровь христиан, поэтому вместо колюще-режущего оружия у него была палица), до отважного священника, которого, согласно описанию Сугерия в хронике «Деяния Людовика Толстого», Бог наделил духом отваги и бесстрашия и дал возможности вдохновить и возглавить удачный приступ на замок Пюизе. Священники часто оказывались во главе целых армий: в 1298 году Энтони Бек, епископ Дарема, командовал английским войском у Фолкирка; в 1214 году Герен, епископ Сенлиса, командуя французским арьергардом, проявил изобретательность и помог одержать победу в битве при Бувине. В 1346 году архиепископ Торесби из Йорка помогал командовать английским войском и в итоге разбить шотландцев при Невилл-Кроссе. Это не отразилось пагубным образом на его репутации благочестивого миротворца, который вел безупречный образ жизни праведника и был епископом, « весьма серьезно относящимся к своим обязанностям».

Томас Хэтфилд, епископ Дарема (1345–1381), менее осторожно относился к своей воинской роли: на личной печати он изображен не как служитель церкви, а как рыцарь на боевом коне.

Представители высшего духовенства вполне могли сложить головы на войне. В 1056 году в Англии некто Леофгар, после посвящения в сан епископа Херефорда, « оставил свое помазание и крест, свое духовное оружие, взял в руки копье и меч и пошел против Гриффита, валлийского короля, и вместе со своими монахами был сражен в битве». В сражении при Ашингдоне в 1016 году среди жертв одержавшего победу датского короля Кнута оказались епископ Эднот Дорчестерский и аббат Вулсиг из монастыря в Рамси.

Реальность средневекового мира была такова, что люди, облаченные в сутаны, могли стать как жертвами насилия, так и его вершителями. В рядах Церкви находилось немало тех, чей свирепый нрав намного превосходил жестокость инквизиции по отношению к закоренелым еретикам. В XII веке малолетний сын эрла Давида Хантингдонского был убит священнослужителем. Этого духовника привязали к хвостам четырех лошадей и разорвали на части.

Чаще всего святые ордена разрешали монахам-преступникам, прикрываясь обычаями и сутанами, избегать разбирательств в суровых светских судах. При исследовании фактов насилия и жестокости со стороны духовенства в период баронских войн в Англии середины XIII

века обнаруживается небывалый размах этого феномена. Это подтверждает предположение о том, что банды преступников зачастую возглавлялись церковниками всех рангов и мастей. Одним из наиболее отъявленных негодяев в эпоху правления Эдуарда I был Ричард де Фолвилль, приходской священник и заодно предводитель одноименной зловещей банды. На путь разбоя он встал в Линкольншире, ограбив одного из королевских судей и убив барона. Его братья, тоже состоящие в шайке, имели связи в высших кругах, позволявшие им покупать королевское помилование или избегать наказания, вступая в армию. Однако преступления Фолвилля против короля оказались настолько вопиющими, что духовный сан ему не помог. Солдаты выволокли священника-убийцу из церкви и тут же обезглавили. В недавно опубликованной книге о бандитах и разбойниках Средневековья проводится такое наблюдение: « В источниках так много упоминаний о головорезах в святых орденах, что… коварный злоумышленник-профессионал вполне рассмотрел бы возможность принятия духовного статуса в качестве полезной оговорки». Несмотря на все устремления к миру, средневековая Церковь со всеми своими крестоносцами, государственными деятелями, инквизиторами, преступниками и воинами вовсе не была посторонним субъектом в мире насилия и войны.

Церковь — а позднее политические террористы — давно озаботилась проблемой справедливой войны, хотя только в XII веке пришла к согласованному определению таковой с помощью Святого Фомы Аквинского и папы Иннокентия IV. Согласно теориям справедливой войны, война считалась праведной, если только: она объявлялась законной властью; велась во имя правой цели, например, ради возмещения нанесенного вреда или возврата утраченного имущества; мотивом к ней служило подлинное стремление к миру и справедливости, и любые другие средства были исчерпаны; предпринималась в целях самозащиты.

Первоисточником философии справедливой войны являлся Августин Блаженный. Для Августина война — это плата за мир, и, следовательно, она неизбежна для справедливого правителя, который волей-неволей вынужден прибегать к силе из-за безнравственности и злого умысла своих врагов. Отцы Церкви рассматривали войны как вполне совместимые с христианским учением. Так, Исидор Севильский ^[16] не считал справедливые войны заслуживающими какого-либо сожаления.

16

Исидор Севильский (ок. 560–636) — архиепископ Севильи в вестготской Испании, последний латинский отец Церкви и зачинатель средневекового энциклопедизма. В 1598 г. канонизирован Римской католической церковью.

« При наличии праведной цели, — объясняет Д. М. Уоллес-Хадрилл, — смело можно было развязывать войну. Желанный мир оправдывал любые военные действия и являлся высшей реализацией святого закона». Таким образом, король, которому Господь вверил заботу о мире в его королевстве, не должен уклоняться от суровых мер на войне, точно так же, как он не уклоняется от справедливого наказания преступников. Jus in bello( лат.«правила поведения на войне») — законы, относящиеся к ведению войны, следовательно, были не столь важны, как jus ad bellum( лат.«оправдание для войны»), т. е. право объявления войны. Святой Августин писал, что « война ведется ради того, чтобы обрести мир»; таким образом, « оправдание войны заключается не в том, как она ведется, а в ее цели». Мнение о том, что цель достижения мира оправдывает средства, очевидно, затрудняло попытки ограничить акты агрессии в рамках справедливой войны. Если в любых других обстоятельствах некое деяние представляло собой преступление, его, как разъясняли духовные теоретики, можно было отстоять и оправдать, если оно совершалось в ходе справедливой войны. Раймунд из Пеннафорте ^[17] определяет поджог как преступное деяние, но если поджигатель действует « по приказу того, кто облечен властью объявлять войну, то тогда его нельзя судить как поджигателя». И наоборот, Николай деи Тедески, архиепископ Палермский (1386–1445), высказывает мнение о том, что « рыцарей, принимающих участие в войне без праведной цели, следует называть разбойниками, а не рыцарями».

17

Раймунд из Пеннафорте (1180–1275) — доминиканский монах родом из Каталонии. Папа Григорий IX назначил его в 1230 г. своим духовником и великим пенитенциарием и поручил ему редактирование систематического уложения, известного под названием «Decretalium Gregorii P. IX libri V» и составленного большей частью из папских декреталий.

На практике с этой теорией возникала проблема: всякий, кто вел войну, делал это, прикрываясь праведными отговорками и проповедями соответствующих апологетов. Все войны были справедливыми и с любых сторон, следовательно, противоборствующие стороны могли запросто вести войну так, как им заблагорассудится. В монографии о справедливых войнах Фредерик Расселл высказывает сомнение, что эти теории оказывали хоть какое-то положительное влияние: « а для солдат, если их дело считалось правым, существовали весьма туманные границы нравственности». И, подытоживая свою мысль, автор пишет: