Ужасные невинные
Шрифт:
– Проверь ширинку, – шепчет мне Лора, в обеих ее руках зажато по бокалу.
Ценный совет, если учесть цыпочек: это мясцо такого качества, что передним меркнет даже пармская ветчина.
– Да ладно тебе… Просто приветствую вставанием столь дивный цветник. Только и всего, – отпускаю я немудреную шутку.
– «Проверь ширинку» – местный коктейль, милый, – просвещает меня Лора. – Ром, лайм и еще какая-то хрень. Очень вкусно. И еще – насчет цветника. Все цветы здесь плотоядные, учти.
Лорин коктейль называется «Голубая замшевая туфля», вместо рома – текила, вместо лайма – грейпфрутовый сок, состав хрени, как – и в моем случае, анализу не поддается; Лора похожа на охотника и дичь одновременно, мундштук а 1а Марлен Дитрих универсален, в паре с ним легко соблазнять
Три презерватива жгут мне сердце.
– Как тебе эта? Может, рискнуть?
Для начала я выбираю нейтральный вариант, тормознувший неподалеку от нас, не блондинку и не брюнетку. Для рекламы ноутбуков она выглядит простовато, единственное, что можно ей доверить, – пейзанская косметика фирмы «Oriflame».
– Забудь, – Лора меланхолично прополаскивает рот. – Эта тебе не по зубам. Насосать за три месяца на джип и квартиру на Каменноостровском – умудриться надо.
– Так она несвободна?
– Видишь тех двоих? Телохранители ее нынешнего бойфренда. Один неверный шаг – и они заставят тебя сжевать собственные носки. А потом можешь запить все это моим коктейлем.
В сторону, указанную Лорой, лучше не смотреть, я примерно знаю, как выглядят телохранители: ничего общего с Кевином Костнером из одноименного фильма.
По сходным причинам Лора отбраковывает еще с пяток кандидаток на мои презервативы, ее знанию светской жизни ЭсПэБэ можно только позавидовать, она разбирается не только в лазанье и стриптизе, надо же!.. Я совсем падаю духом, когда к нам подплывает г-жа Паникаровская. Ее полуобнаженная грудь (что за декольте, господи ты боже мой!) покачивается, как бакен на волне, ударная сила самой волны столь велика, что я не сразу замечаю плюгавого мужичонку в кильватере.
Судя по подобравшейся физиономии Лоры и по ее съежившемуся мундштуку (Марлен Дитрих была бы сильно разочарована) – это и есть «Он». Я явственно вижу ангелов, витающих над его покрытой коротким седоватым ежиком головой: чумазых ангелов автозаправок, их отяжелевшие крылья шуршат и похрустывают купюрным хрустом, во рту у каждого – монета, золотой соверен, такие не выпускают уже столетие. Как минимум.
Все замедленно, как в съемке рапидом, – троекратные лобзанья с Лорой, губы при этом жеманно зависают в сантиметре от щек; легкий кивок в мою сторону: «Здравствуйте, Макс! Рада видеть!»
– Это…
Кажется, г-жа Паникаровская произнесла имя своего спутника, оно вполне бы сгодилось для какого-нибудь культа: жертвоприношения на алтарь и факельные шествия обязательны, чашу для причастия лучше всего наполнять коктейлем «Проверь ширинку».
– …А это наш Макс. Тот самый, который так тебе понравился, дорогой.
Некоторое время я раздумываю, к чьей бы руке приложиться в первую очередь: самой г-жи Паникаровской или ее муженька, впрочем, «муженек» – не самое подходящее слово. Совсем неподходящее.
Capungo.
Таких вот capungo полно в бондиане и у Тарантино с Родригесом, и у десятков киносошек помельче: легко узнаваемый типаж плохого латиноамериканского парня с лиловыми губами и метровым слоем геля на гладко зачесанных волосах. Capungo всегда стреляют из-под полы, выбрасывают нож из рукава, играют краплеными картами и ставят на зеро. Capungo всегда или сутенеры, или набитые под завязку наркодилеры (даже вместо перхоти у них кокаин); или то и другое вместе, но основное их амплуа – убийцы-неудачники, из тех, кто редко дотягивает и до середины фильма. Если исключить гель и гладко зачесанные волосы – передо мной типичный capungo. К тому же благополучно перекочевавший в сиквел.
– Да. Я помню, дорогая.
Ни черта он не помнит, но, как и у всех capungo, у него есть страстишка – большая белая женщина из ближайшего к складу с кокаином борделя. Именно ей он жалуется на изжогу, тяжесть в мошонке и засилье взяточников в полиции; изголовье ее кровати – единственное место, где еще можно обнаружить распятие: capungo никогда не уходят на дело без молитвы.
У capungo, стоящего сейчас напротив меня, другие проблемы, но большая белая женщина – та же. Выписанная прямиком из борделя. Обстановку, в которой была
Я мычу что-то нечленораздельное, рад э-э… счастлив э-э… польщен вниманием э-э… но capungo не слышит меня и сейчас – какая, хрен, разница, что там вякает пузатая мелочь, не стоящая и набойки на каблуке его дражайшей половины.
– Удачный у вас галстук, – неожиданно произносит он.
Мундштук Лоры одобрительно упирается мне в бок, г-жа Паникаровская растягивает губы в самой лучезарной улыбке: ай да Брэндон, ай да ресторанный критик! – будем надеяться, что электрический стул, на который его не сегодня-завтра усадят, окажется не слишком жестким. Или его уже усадили? – не забыть бы спросить у Лоры.
– Макс – моя гордость.
С тем же успехом г-жа Паникаровская могла бы прощебетать: «это колье – моя гордость» или «этот «Порш» – моя гордость», мне остается лишь гадать, не разрушит ли ее спонтанное признание нашей нежной дружбы с Лорой.
Об этом я подумаю завтра, как говаривала Скарлетт совсем по другому поводу, сейчас меня целиком занимают мысли о галстуке самого capungo. В жизни не видел ничего более омерзительного, рядом с ним даже мои ублюдочно-бордовые кошки автоматически переходят в разряд пум. Или леопардов, или что-то вроде того. Кусок грязно-зеленого шелка в форме селедочного хвоста, с потрохами продающий скромное хобби capungo. He карты, не деньги и не два ствола.
Гольф.
Или все-таки мини-гольф? если уж рельеф и масштабы ванной комнаты позволяют…
Гольф, так будет вернее, на селедочном хвосте я насчитал три стилизованных фигурки с клюшками, остальные скрыты пиджаком. Узел кажется завязанным намертво – фабричным способом, не удивлюсь, если он болтается на резинке, скрытой от посторонних глаз воротником. Любой уважающий себя тамагочи – побрезговал бы воспользоваться таким галстуком и в качестве салфетки – для того чтобы вытереть руки после бизнес-ланча. Овощной суп, салат с морепродуктами и свежевыжатый сок, пить соки из пакетов тамагочи не станут ни при каких условиях, консервантам в их наскоро сочиненной религии отводится место приспешников Сатаны – суккубов или инкубов, в зависимости от пола тамагочи. Единственный способ избежать соития с ними – сертификат об окончании курсов дайвинга. В квартирах (берлогах, иглу, шале, бунгало) всех без исключения тамагочи он занимает центральное место, он – ведущая деталь иконостаса, он – амулет и оберег, чеснок и серебряная пуля, и ведические руны по совместительству. Курсы дайвинга – высший пилотаж, который может позволить себе среднестатистический тамагочи. Высший – за исключением мантр, их содержание сводится к «в апреле обломится отпуск, и я двину на тибет и, возможно, увижу там далай-ламу, или на крайняк Бориса Гребенщикова… в апреле я двину на тибет… в апреле я двину… жаль, что не на собственной яхте, яхта – это только к тридцати пяти… заиметь ее к тридцати пяти – говно-вопрос, то-то поразится далай-лама, не забыть бы сказать ему об этом…» Курсы дайвинга тамагочи посещают по выходным, сразу же после визита в солярий и к знакомому курду-массажисту. Остальные дни недели они заняты непосильной офисной работой и щербатой ненавистью к типам, которые могут позволить себе такие вот галстуки.