Ужин с соблазнителем
Шрифт:
— Нет. Но я пообещала позвонить ей и сообщить почтовый адрес санатория, в котором мне обломилась дармовая путевка. Если ты хочешь сохранить в тайне свое…
— Хочу. — Он смотрел на меня внимательным прищуренным взглядом. — Сообщишь ей фиктивный адрес. Будешь звонить сама. Каждый день.
Я кивнула и собралась подняться из-за стола, но Боб схватил меня за руку.
— Может, все-таки спросишь, к чему такая секретность?
— Думаю, мне лучше не знать этого.
— Нет, ты должна знать. — Он отпустил мою руку, но я осталась сидеть за столом. — Я скрываюсь от жены и ее родственников. Она ужасно ревнива.
Его лицо приняло расстроенное и озабоченное выражение. Только что передо мной сидел самоуверенный, довольный собой человек, и вот… Контраст был столь разителен, что у меня отвисла челюсть.
— Если она вдруг обнаружит нас в этом гнездышке, тебе вряд ли удастся объяснить ей, что я для тебя всего лишь маяк.
— К тебе она не станет ревновать. Она знает, что ты подруга детства и не из тех, кто отбивает чужих мужей.
— Откуда ей известно то, чего я сама не знаю?
— Она нас не обнаружит. Нет. Это нереально.
В голосе Боба не было убежденности. Я размышляла какое-то время, не стоит ли мне подхватить еще не распакованные чемоданы и вернуться домой, однако перспектива возвращения в пыльную прогретую солнцем квартиру не казалась мне заманчивой. «Всегда успею это сделать», — беззаботно подумала я и облегченно откинулась на спинку кресла.
После купания в полном одиночестве и блаженного ничегонеделания на чистейшем речном песке под лучами еще не слишком жаркого солнца я разобрала и разложила по полочкам вещи, после чего отправилась обследовать свою новую среду обитания. Она оказалась довольно обширная — гектара два поросших березами и соснами угодий за высоким глухим забором, многокомнатный с большим количеством архитектурных излишеств дом неподалеку от обрыва, укрепленного бетонными плитами, деревянный флигель с мансардой в окружении кустов сирени. Помимо этого я обнаружила бассейн овальной формы, в который, похоже, давно не набирали воду. Запустение царило повсюду. У меня создалось впечатление, что здесь долгое время никто не жил.
Потом я почувствовала голод и решила заняться приготовлением обеда. В кухне были огромная электропечь и холодильник во всю стену. До меня дошло, что когда-то поместье принадлежало какому-то крупному чиновнику от партии и использовалось как площадка для выездных пиров.
Боб был где-то в доме. Я слышала вдалеке его шаги, звук сдвигаемой мебели. Я знала, он оборудует под мастерскую большую комнату на втором этаже, которая скорее всего служила предыдущему хозяину банкетным залом.
Я положила на сковородку свиные отбивные — в морозилке их были целые штабеля, нарезала в большую миску помидоры. Я не люблю готовить и дома чаще всего обхожусь чаем с бутербродами, но в тот момент я почувствовала, что должна себя хоть чем-то занять.
Я накрыла стол на маленьком балконе, примыкавшем к кухне, и уже собралась было позвать Боба к столу, как вдруг он вошел в кухню со стороны двора, чмокнул меня в щеку и спросил:
— Что будем пить, моя хлопотливая Чайка? Предлагаю «кларет» из запасов перестроечных времен. Как выяснилось, здесь весьма разнообразный ассортимент спиртного.
Мы обедали молча, каждый занятый своими мыслями. Я почти физически ощущала преграду между нами. Никто из нас и пальцем не пошевелил, чтоб разрушить ее. Когда я собирала со
— Позвони маме. Скажи, что у тебя все в порядке.
Он присутствовал при разговоре, ни на секунду не спуская с меня настороженного взгляда. Когда я отключила связь и вернула ему трубку сотового телефона, спросил:
— Почему ты несколько раз сказала «не волнуйся»?
— Потому что моя мама совершенно уверена в том, что мне каждую минуту грозит со всех сторон опасность. Особенно когда я нахожусь далеко от нее.
— Тебе здесь ничего не грозит.
Я пожала плечами и занялась мытьем посуды. Этот «кларет» сделал меня абсолютно бесчувственной к чарам Боба, и он, похоже, с этим спокойно смирился.
Два дня мы прожили размеренно, без неожиданностей, встречаясь за столом и изредка где-нибудь в коридоре. Я успела подружиться с собаками, которые теперь ходили со мной купаться. Боб, мне кажется, купался под душем. По крайней мере я ни разу не видела его на пляже, хотя торчала там по нескольку часов.
Мое тело с благодарностью впитывало солнечное тепло и нежилось в прохладных струях речной воды. Оно не требовало ничего, кроме тихих радостей отдыха на природе. Разум дремал — читать и то не хотелось. За ужином мы с Бобом вяло перебрасывались несколькими ничего не значащими фразами и рано расходились по своим углам.
В то утро я сама варила себе кофе, хотя обычно этим занимался Боб. Его не было ни в доме, ни поблизости. Собаки виляли хвостами, вымогая хлеб с маслом. Я скормила им с рук уже два батона.
К полудню меня охватила тоска. Я спустилась на пляж, на ходу стащила сарафан и шлепнулась с разбегу в воду. Волга в том месте была широка и стремительна. Противоположный берег терялся в дымке зноя. Я понимала, что мне предстоит борьба с течением. В тот момент я испытывала потребность в борьбе.
Меня здорово снесло вправо. Здесь был пологий берег, поросший высокими луговыми травами. Я нашла небольшую песчаную плешку среди зарослей и с удовольствием растянулась на ней. Отсюда наш дом казался усадьбой тургеневских времен. Я с удовольствием размышляла о взаимоотношениях героев «Дворянского гнезда» и их окружения. Мир, окружавший меня с детства, казался холодным, расчетливым, лишенным романтики. Разумеется, во многом была виновата я сама, не желающая знать о том, что в конце двадцатого столетия романтизм выглядит столь же нелепо, как часы с кукушкой в компьютерном зале. Я закрыла глаза и попыталась отключить перегревшиеся от бесплодных размышлений мозги. Как ни странно, мне это удалось.
Не знаю, сколько прошло времени, но я вдруг явственно ощутила, что на меня кто-то смотрит. Прежде, чем открыть глаза, я напрягла мышцы. Это случилось инстинктивно — еще никогда мне не приходилось бывать в подобной ситуации. Когда мои веки взлетели вверх, я увидела на долю секунды лицо, обрамленное длинными — до плеч — русыми волосами, а главное — большие темно-зеленые глаза. Это все, что я успела разглядеть, потому что изображение трепыхнулось и исчезло. Я села одним рывком и успела увидеть край темного одеяния, пропавшего в густых прибрежных зарослях метрах в трех от меня. В ту же секунду я обратила внимание, что верх моего бикини сбился, обнажив грудь. Как выяснилось, здешние места были не столь уж и пустынны.