Узник комнаты страха
Шрифт:
– Люсь, смотри, а это что такое? – мужчина взял пакетик у девушки из рук и поднял его поближе к глазам.
– Это – крестик. Это же делается по заказу медицинского учреждения.
– Люсь, – поднял на нее встревоженные глаза Виктор, – а это не выдаст твою «скорою» с потрохами, если органы поймают кого-то?
На самом деле он был разочарован тем, что опознавательный знак не слишком явный – всего-навсего какой-то безликий крестик. Это мог быть и знак какого-либо христианского прихода.
– Ерунда, Витя! – успокоила
– Так…
– Но ты не думай об этом. Этих пакетов полным-полно во всех больницах. Кто угодно с севера Москвы может привезти что угодно к нам в Бутово. Не доказали – не поймали. Так и мой шеф говорит.
– Какой шеф?
Люся осеклась, сообразив, что ляпнула что-то лишнее, и, небрежно махнув рукой, попросила забыть ее слова.
Виктор предложил гостье чаю и потом – прямо сразу заняться упаковкой порошка по пакетикам. Люся сначала отказалась от участия в упаковке, кокетничая и намекая на то, что кое-что другое занимает ее воображение гораздо больше, но потом согласилась с высказанным им аргументом: после секса и расслабляющей пробной дозы им вообще не захочется возиться с этим делом, а сделать надо.
– Хорошо, – сдалась она. – Смело гулять будем после того, как сделаем дело.
Вик сначала отправил Вере CMC, сообщив, что все получилось, потом забил гильзу остатками вчерашней травы, прикурил папиросу, предложил даме и сел рядом с ней за расфасовку бутирата по мешочкам.
Дело шло. Чем короче становилась папироса, тем больше порошка просыпалось на стол мимо пакетиков. Наконец Виктору показалось, что пакетиков уже достаточно много, и он полез к Люсе целоваться, потом, смяв в охапку, потащил ее на кровать.
Виктору снилось жуткое землетрясение, но он, сотрясаясь так, будто его вот-вот разорвет на части, никак не мог сорваться вниз. Он был как бы пришпилен к земле. Его трясло, вновь трясло, бесконечно трясло… Уже тошнота начала сжимать горло, а спрыгнуть – даже по собственному желанию – никак не получалось.
– Вить! А, Вить… – кто-то пытается его разбудить. – Проснись. Тебе тут от мамы пришло странное сообщение среди ночи.
Постепенно до него стало доходить, что он лежит в постели, а кто-то трясет его за плечи. Кто эта женщина, он сходу не мог сообразить, и тем более конфузило то, что она говорила про его маму.
– Вы не туда попали, – буркнул Цилицкий, отмахнулся и повернулся к женщине спиной.
Незнакомка не унималась:
– Вить, ну посмотри. Это от мамы. Наверное, это важно. Посмотри.
– Нет у меня никакой мамы, отстань, – пробурчал мужчина, пытаясь снова заснуть.
– Я не знаю, от кого, но CMC подписана: «мама».
И тут сон слетел, как скатерть со стола, сорванная кем-то
– Тебя не учили, что нельзя влазить в чужие личные дела? – резко спросил он.
– Подумаешь! Я машинально взяла. Я спала, он зазвонил, я протянула руку, включила и автоматом поднесла к глазам. Увидела: «мама», решила, что просто так мама среди ночи не напишет, и начала тебя будить. Я не читала, успокойся.
Она обиженно отвернулась, уткнувшись в подушки и накрылась одеялом с головой.
– Прости, все нормально, это я спросонья такой сердитый.
Послание было, конечно же, от Веры. Она сухо сообщила, что курьер придет утром в восемь. Часы показывали четыре. Цилицкий, обреченно вздохнув, ничком упал на подушку и уставился в темноту.
Ужасно хотелось, чтобы все это закончилось. Ему обещали, что потерпеть придется только один вечер, а потом все будет даже лучше, чем раньше – спокойно, тепло и сыто.
«Люди правду говорят, – думал художник, – что если дашь палец, то всю руку откусят, позволь раз себя запрячь – потом не выпутаешься, загоняют». Он твердо решил, что на передаче бутирата курьеру эта история для него закончится, чего бы ни навыдумывал еще Веркин муж.
Люся потянула на себя одеяло, и оно с другого конца сползло с Виктора, оголив его бок. Что-то надо будет делать с этой девушкой. Она была милой, симпатичной, и характер у нее, кажется, вполне покладистый, но она создает проблемы. Каждое ее появление приносит проблемы. С ней придется расстаться категорически, сказал он себе, завел будильник на половину восьмого и заснул в мгновение ока.
Люся начала собираться: Виктор соврал, что рано утром приезжает мамин поезд, и, говоря ночью, что «мамы у него нет», он имел в виду, что ее нет в этом городе. Она живет… в Брянске. Он объяснил, что спросонок и в бутиратном похмелье он не соображал, что происходит.
– Так я забираю свое? Сколько? Половину, нормально? У тебя еще не распакованное остается. Там хватает, – сообщила девушка.
Виктор посмотрел на стол и в ужасе застыл. На нем лежало всего пакетиков десять. И Люся уже складывала в сумку все остальное.
– Давай я заберу это все, хорошо? Тут совсем мало, а ты сам еще расфасуешь. Смотри, пакетиков остается полная пачка. Тебе даже много. Но пусть будут на всякий случай. Кстати, ты пока убери это все быстренько, а то мама, я думаю, не поймет.
Девушка с улыбкой застегнула сумку, подошла к мужчине, чтобы поцеловать его на прощание.
– Позвони, когда мама уедет, – мяукнула она ему на ухо и скрылась за дверью.
Виктор стоял, оцепенев, посреди комнаты, пока звук ее шагов гас в пространстве коридора. Потом хлопок наружной двери вывел его из ступора.