Узник комнаты страха
Шрифт:
– Я все понял! – кивнул Зубров и повернулся к художнику: – Я не уверен только в одном. Скажи, Целицкий, почему Вера Жогова тебя прятала?
– Потому что в моей мастерской она подсыпала какой-то отравы Асанову.
Зубров задумчиво присвистнул.
– В принципе, я-то что-то похожее и предполагал, – задумчиво глядя на Цилицкого, сообщил он.
– Нет! Я вначале-то ничего не знал. Вера пришла чуть заранее, за пару минут до Асанова. Я даже хотел ее выпроводить, помня договор о секретности его посещения, но не успел. Она хитрая, она принялась активно критиковать мои новые работы. Она говорила ужасно долго и горячо, а я даже
– Но это был кетамин, как я понимаю, – продолжил тут доктор.
– Мы все это уже не только понимаем, но и знаем, – кивнул Зубров, намекая на результаты вскрытия.
– Ну да, ну да, – согласился врач. – Жогов каким-то образом узнал, что Асанов страдает эпилепсией.
– В общем, – продолжил рассказ Цилицкий, – когда все это случилось, она меня успокоила, объяснила, что надо сказать на допросе, набрала номер полиции и сунула в руку телефон, чтобы я вызвал команду «скорой помощи», а они, мол, найдя труп, сами вызовут полицию. Все так и было. Еще она сказала, что все предусмотрела, что она меня обезопасит, если я сам себе помогу, то есть не скажу, что она была рядом. «Только тогда, – сказала она, – нам вообще ничего не будет». Она сказала, что несчастный случай не расследуют.
– Хорошо. А чем же вам всем помешала Катя? Или получилось так же, как в первый раз: пришла Вера Жогова и попросила убить любовницу ее мужа?
– Чью любовницу? – искренне не понял Цилицкий.
– Игоря Жогова. Не делай вид, что ты не знал.
Художник озадаченно покачал головой:
– Нет, не знал. С ума сойти!
– Я тоже ничего не знала об этом, – удивленно глядя на окружающих, сообщила Люся. – Я вообще думала, что она только со своими одноклассниками крутит да ждет, когда ее секьюрити хозяина кафе все хором трахнут. Она никогда мне ничего не говорила про Жогова. Ничего себе, размах у нее был!
– Она же совсем еще девочка… – вдруг вслух задумался Цилицкий.
– Но тебе это не помешало развлекаться, – зло осек его Зубров.
– Да, – замялся художник, – но знаете, она просила, вроде, написать ее портрет, а потом накормила меня этим бутиратом…
– Так ты ей отомстил за то, что она тебя кайфом угостила? Во всех смыслах, стоит думать: и наркотой, и трахом, я полагаю? А она, между прочим, несовершеннолетняя…
– А это статья, между прочим, – злорадно хмыкнул Торчилин, поддерживая сарказм Зуброва.
– Он ни при чем! – вдруг горячо, может, даже слишком пылко, вступилась за мужчину соседка по стулу. – Это был несчастный случай.
– А ты – свидетель, как я понимаю? У вас что же, секс на троих был?
– Не-е-е-т, – отвергла его домысел Люся.
В доказательство она рассказала обо всех своих приключениях в последние дни, вплоть до появления Вити сегодня утром в больнице. Умолчала она лишь о решении уехать за границу, но лишь потому, что уже и сама-то не очень верила в серьезность этого замысла. Точнее, сейчас, сидя в кабинете какого-то
– Все же ты сучка! – шепнул Прилепский, когда Люся рассказала, как она осталась у художника на ночь.
– Ну и нравы нынче у молодежи, – пробормотал Торчилин, – ну и нравы…
Когда девушка начала рассказывать о том, как была ошарашена, увидев у своего нового мужчины свою же малолетнюю сестру, Цилицкий перебил ее. Он вставил свою историю появления Кати в его жизни, дополнив ее подробностями о том, как Вера Жогова в очередной раз манипулировала им, заставляя сделать по-своему.
Зубров только переводил взгляд с одного на другого, время от времени кивая – когда история сходилась с его собственной догадкой.
– Ну что ж, господа, – заключил он, когда вдохновение рассказчиков иссякло, – как говорится, надо брать! Надо действовать, пока свидетели живы. Ты согласен со мной, Торчилин?
Сергей одобрительно покивал головой.
– Отлично! – подвел черту Влад. – Однако есть некоторые «но»…
– Вот именно: «но»! – как будто только что вспомнил о чем-то важном, подхватил Торчилин. – Есть условие: мы не впутываем во все это господина Прилепского.
– А ты все о своем кармане печешься, Серега, – укоризненно прищурил глаз, глядя на нового партнера, Зубров. – А о безопасности граждан твоей страны кто думать будет?
– Да иди ты, Зубров! Ты что, лучше меня что ли?! – зло шикнул Торчилин.
– Я – лучше. Я думаю о букве закона, – мягко пояснил Зубров. – Я думаю о том, что эти два голоса среди молчания погоду нам не изменят. Не за что нам брать Жогова. Пока что. Потому что доказательств нам не найти. А эти ребятки… Любой адвокат скажет, что девка покрывает своего врача-сожителя и дилера-покровителя, а хлюпик роет под мужа своей любовницы-мамки, желая, возможно, протянуть ручонки к ее богатству. К тому же, возможно, они сговорились с целью вымогательства.
Все присутствующие молчали. В тишине было слышно, как где-то в других комнатах жужжит оргтехника, где-то звонит телефон, в коридоре ходят люди, обсуждая свои, совершенно другие проблемы. Влад смотрел на собравшихся, они – все как один – смотрели на Влада, ожидая, когда он объяснит, к чему клонит и что собирается предложить.
– Ну? – не выдержал Торчилин. – К чему эта игра в молчанку?
– Предлагай, – сказал Зубров. – Ты пришел, значит, у тебя есть какое-то ко мне предложение.
– Нет предложения, – честно сознался Сергей. – Пришел советоваться и вместе разрабатывать план. Причем, быстро. Ты же понимаешь?! Сегодня полиция, кстати сказать, уже искала Люсю. И на работе, и дома.
– Ну, понятно, что Жогов не будет ждать и гадать на кофейной гуще, пронесет или нет. А у Люси есть где спрятаться? Уверен, что и ее квартира, и апартаменты господина Прилепского уже давно под наблюдением.
В комнате снова зависло молчание.
– А мне тоже негде жить, – голос у Цилицкого от неловкости момента сорвался и прозвучал очень пискляво.
– Ладно, – снова заговорил Зубров, только теперь в его голосе зазвучала не сталь, а обреченность, – вопрос, я предполагаю, разрешится за пару дней, и все это время я разрешаю вам пересидеть у меня. У меня две комнаты. Спите-то вы, я думаю, вместе?