Узоры на коже
Шрифт:
Но остался ещё один вопрос, который мучает и боль причиняет.
— Арчи, скажи мне правду, пожалуйста. У Брэйна есть невеста? Ну или девушка постоянная?
Арчи моргает раз, потом второй и вдруг начинает смеяться, громко и от души.
— Полина, ты очень смешная, правда. Нет у него никого, и не было никогда.
— Правда?
Прикладывает руку к сердцу и произносит:
— Клянусь "Ржавой банкой" и мотоциклом Филина!
И я снова верю. И больше уж ничего не боюсь.
38. Брэйн
Когда мотоцикл нёс меня
Мне ничего не было нужно, лишь поговорить с Полиной и узнать, что, в конце концов, происходит. О какой долбаной невесте говорила Ася? Почему Поля видеть меня не хочет? Миллионы вопросов, ответы на которые планировал вытрясти пусть даже и силой.
Я мчался вперёд, сжимая до боли в суставах руль, а Фил с Роджером ехали следом, потому что слишком хорошо знали, что в таком состоянии меня нельзя оставлять одного. Я не из тех, кто ломает черепа прохожим направо и налево, но практика показала, каким дурным могу быть, когда дело касается Полины. Только она одна в состоянии вызывать во мне настолько сильные эмоции. Как будто без неё я лишь тень, пустая оболочка, барахтающаяся в проруби щепка.
В мозгу церковным набатом звучали слова Аси, били наотмашь, наизнанку выворачивали. Не хотел верить, отказывался понимать и принимать, что Полина оказалась способна на такое. Обман? Да ну на хрен! Быть этого не может, моя девочка с огромными синими глазами не из таких. Кто угодно, только не она. Ожившая фарфоровая статуэтка из моего детства не может оказаться предательницей.
Поворот, прогон, ещё поворот, а адреналин в крови несётся бурной рекой. Вокруг плотная тьма, и лишь моторы ревут, разрывая хрупкую тишину майской ночи.
Последней мыслью перед тем, как мой мотоцикл смачно и от души поцеловал столб, а я полетел, наплевав на гравитацию, куда-то в кусты, оказалась «Я так и не набил морду тому, кто её кроме меня любить посмел». Странная мысль перед возможной смертью, но да, именно об этом и подумал. Правда, не сдох, что казалось удивительным, потому что пока летел, точно в голливудском фильме, был уверен, что живым до земли не долечу.
Тьма медленно, но уверенно поглощала сознание, но вырубиться окончательно мешали чьи-то руки на моём теле, смутно знакомые голоса совсем рядом, вспышки света сквозь закрытые веки. Усилием воли пытался «включиться», только хер мне — из этой темноты так просто не выбраться.
— Мать его, где скорая?
— Успокойся, вызвал уже.
— Он в себя не приходит, я не могу понять, что с ним.
— Роджер, посмотри на меня! Ты сильный, самый сильный
— Я понял, понял, отпусти.
— Точно всё в порядке?
— Фил, да! В порядке!
Я пытался разлепить глаза, подняться, но ничего не получалось — точно по ногам и рукам связал кто-то. Мать твою, когда это кончится?
Вой сирены и рёв мотора чьего-то мотоцикла донеслись до слуха почти одновременно с облегчённым выкриком «Твою мать, едут!» Не знаю, сколько времени прошло, но чьи-то руки подняли в воздух, положили на носилки и поволокли куда-то. Больно, мать его, как же больно.
— Брэйн, ты слышишь меня? Всё будет хорошо, обязательно будет!
Голос Роджера — последнее, что услышал, после сознание зашипело и выключилось, как поломанный телевизор, и я погрузился во тьму.
Резкий свет бьёт по глазам, и я пытаюсь сесть, но чьи-то руки удерживают, утягивают вниз, заставляют лежать. Кто-то наваливается сверху, орёт на ухо, фиксирует. Дышать трудно, говорить ещё сложнее, но я упорный.
— Пустите, суки, — хриплю, задыхаясь, но в ответ лишь неразборчивое бормотание, чей-то крик, маты. — Мне нужно встать, пустите.
Проваливаюсь на дно самого глубокого колодца, парю во тьме — плотной, липкой. Вверху есть свет — знаю точно, и я стремлюсь к нему, барахтаюсь, силюст выбраться. Когда снова выныриваю на поверхность, делаю попытку подняться, но мешают какие-то провода, иголки, воткнутые в кожу. Вырываю чёртовы трубки, потому что нет времени лежать. Нужно что-то делать, некогда валяться на койке. Но вдруг кто-то снова наваливается на меня сверху, надёжно фиксируя. Постепенно зрение проясняется, а сознание становится чётче. Я в больнице — это факт, и я даже могу вспомнить, как здесь оказался.
— Отпусти, — вырывается симплый крик, царапает горло.
— Если обещаешь не дёргаться, отпущу.
— Обещаю.
— Угораздило же тебя очухаться, когда я рядом был. Думал, ты меня в космос запустишь.
Дышать становится легче, и я поворачиваю голову и вижу улыбающуюся физиономию Арчи.
— Они меня пускать не хотели, — подмигивает и смеётся. — Только не учли, что я умею уговаривать.
Пытаюсь рассмеяться, но выходит лишь закашляться.
— Так, не делай резких движений, — Арчи вмиг становится серьёзным и поднимается. — Пойду, врача позову. И, Брэйн, пожалуйста… Ражи всего святого, не разнеси палату, полежи спокойно.
— Стой! Полина нашлась?
Это волнует меня больше всего в этом грёбаном мире. Сильнее всего, что только можно себе представить.
Арчи потирает шею и смотрит на меня, пытаясь быть серьёзным, но уголки губ предательски подрагивают.
— Врачи говорили, тебе нельзя волноваться.
— Отвечай, мать твою!
— Нашлась твоя Полина, не переживай. А сейчас полежи спокойно, не усугубляй, а то тебя к буйным психам увезут, допрыгаешься.
И выходит, а я прикрываю глаза, понимая, что в этот момент мне абсолютно на всё плевать: на боль, возможные последствия, прошлое и настоящее. Главное, что она нашлась.