Узы крови

Скворец91

Он с яростью дернул эту прядь, заводя за ухо.

– Убью! – запальчиво повторил он, будто Гермиона намеревалась ему перечить, и выскочил из комнаты, хлопнув дверью.

Она вздрогнула от звука захлопнувшейся двери, но не сдвинулась с места. Внутри зашевелился холодный ужас – почему-то ей стало страшно за Блейза.

***

Гермиона сидела в полной темноте и смотрела в окно с высоты десятого этажа фешенебельного отеля, на вечерние огни Осло внизу. Вот что ей неимоверно нравилось в магловском мире, так это вечернее электрическое освещение улиц, многочисленные фонари и неоновые вывески. Почему-то все это обилие света всегда вселяло в нее чувство человеческого присутствия, некоей незримой общности, ощущение, что она не одна и никогда одна не будет,

пока горят огни человеческих жилищ. Мир волшебников не был так светел ночами. Гермионе не хотелось, чтобы кто-то вроде Темного Лорда порабощал всех этих людей, чтобы разрушил их лишенный колдовства, но обладающий чарами другой природы мир. Все должно остаться, как прежде. Два мира, соседствующие, параллельные и неповторимые. И ни в коем случае не ставшие причиной горя друг для друга. Гермионе вдруг пришло в голову, что они борются и за этот мир тоже, за два совершенно разных мира. Не слишком ли это много для того, чтобы остаться в живых? Ее охватила мучительная тревога, гложущая, непреходящая, невыносимая в этой темноте. Казалось, что все ее близкие исчезли, что, выйдя за дверь ее номера, они растворились, и огни города внизу вдруг разом утратили способность отгонять одиночество. Гермиона потянулась к торшеру, и в темной комнате вспыхнул свет. Однако стало только хуже – островок света показался еще безлюднее. Гермиона чуть не взвыла. Она порывисто вскочила с кресла и бросилась в ярко, ослепительно освещенный коридор. Сегодня ночью она не могла оставаться одна. Закрыв номер, она двинулась вдоль коридора и, отсчитав пятую дверь от своей, несколько раз тихо постучала. Ответа не последовало. Гермиона нервно потерла руки и постучала еще раз. Но, видно, Стелла уже сладко спала.

– Проклятье, – шепнула Гермиона, подходя к соседней двери и чувствуя, что скорее вернется в свою комнату, чем осмелится постучать.

Однако, к ее ужасу, дверь распахнулась сама – Регулус выглянул полюбопытствовать, кто там ломится к его племяннице в столь поздний час. Его брови взметнулись вверх.

– Хрррм, – вырвалось у Гермионы вместо приветствия или достойного оправдания.

Регулус высунулся из дверей и бросил взгляд сначала в одну сторону, затем в другую, будто ожидая увидеть рядом кого-то еще. Волосы у него были слегка встрепаны, а рубашка навыпуск расстегнута. Гермиона невольно скользнула взглядом по его груди и плоскому животу; темная дорожка волос исчезала под поясом его брюк – Гермиона смутилась, поймав себя на мысли, что ей очень нравится смотреть на эту дорожку. Она поспешно отвела глаза.

– Что случилось? – бодро поинтересовался Регулус.

Он выглядел совершенно спокойным и беззаботным. Гермиона молчала, чувствуя, как внутри разрастается паника.

– Мне кажется, что мы все умрем! – неожиданно для себя самой сдавленным голосом пропищала она и разрыдалась.

Отчаяние накрыло ее с головой, и в ярко освещенном коридоре у нее было такое чувство, будто она стоит в кромешной тьме, и неизвестно, что там у нее за спиной. Ей стало невыносимо горько.

– Ну, чего ты, – сочувственно произнес Регулус и притянул ее к себе.

Гермиона разрыдалась пуще прежнего, крепко ухватившись за его рубашку на спине. За пеленой слез она ничего не видела, чувствуя только, как он одной рукой поглаживает ее по волосам, а второй крепко прижимает к себе. Где-то за спиной хлопнула закрывшаяся дверь.

– Я просто, я так боюсь… – горло сдавило, и она не могла продолжать.

– Тихо, тихо, – прошептал он. – Помнишь, я говорил, что пока мы со Снейпом живы…

– Ты не понимаешь! – Гермиона отстранилась и заглянула ему в лицо, вцепившись в ворот его идеально отглаженной рубашки. – Я этого и боюсь! – она встряхнула его. – Что вы умрете, а я останусь! Мне без вас всех… – говорить становилось трудно, к горлу подкатила новая волна рыданий, – … жизнь не нужна… я просто… сделаю с собой что-нибудь, если… останусь одна!

– Гермиона, что ты такое говоришь? – изумился Регулус, глядя на нее с толикой испуга.

Гермиона раскрыла рот, чтобы повторить свое намерение, но сил хватило, только

чтобы глубже вздохнуть, а потом она опять расплакалась и, поддавшись порыву, принялась осыпать мокрыми солеными от слез поцелуями его лицо.

– Я умру тогда, я непременно умру, – шептала она, после каждого слова целуя его губы, щеки и нос.

– Гермиона, – Регулус то ли старался отстраниться, то ли, наоборот, поймать ее губы.

– Я так люблю вас всех… – продолжала шептать она, как безумная, не отдавая себе отчета в своих действиях, гладя его по обнаженной груди и целуя все настойчивей. Этот неизменный запах крепкого кофе и дорогого одеколона дурманил ее, опьянял. Становилось невыносимо страшно от одной мысли, что она может больше никогда не почувствовать этот запах, никогда не прикоснуться к нему, и она все сильней прижималась к его телу, желая быть как можно ближе, так близко, как вообще могут быть мужчина и женщина.

– Я тебя люблю, люблю тебя, люблю, – исступленно зашептала она.

Его сердце гулко билось под ее ладонью, скользящей по гладкой коже.

– Герм…

Она прижала кончики пальцев к его губам и заглянула в растерянные и немного опьяневшие от ее прикосновений глаза.

– Только не говори сейчас ничего в ответ, – выдохнула она и крепко прижалась к нему всем телом, опять целуя его губы.

Жаркая истома, зарождаясь где-то внизу живота, растекалась по всему телу, и ею теперь руководила какая-то неведомая сила. Мысли вылетели из головы, и все ее существо было сосредоточенно только на ощущениях, на прикосновениях к его телу, к его губам.

– Милая, – с ноткой укоризны в голосе пробормотал Регулус, стараясь мягко отстранить ее руки, перехватывая ее запястья.

– Пожалуйста, – выдохнула Гермиона в его губы, в свою очередь, пытаясь высвободить руки. – Я хочу сегодня ночью быть с тобой.

Если бы он знал, с каким трудом на самом деле ей дались эти слова!

– Сейчас не время, – мягко, но решительно возразил он.

Гермиона еще пару мгновений поборолась с его руками, но он только крепче перехватывал ее запястья, а потом безвольно уронила руки и уткнулась лицом ему в шею.

– Не отталкивай меня, – безнадежно попросила она, чувствуя, как внутри нарастает стыд – очень неприятно, оказывается, когда тебя не желает любимый, так неприятно, что хочется провалиться сквозь землю.

Регулус вдруг крепко сжал ее в объятиях и на мгновение оторвал от пола.

– Гермиона, ну, что же ты? – с нежностью произнес он, ставя ее на место. – Я тебя не отталкиваю, но сегодня нам надо выспаться.

«А завтра мы можем умереть», – подавленно подумала Гермиона. Регулус некоторое время не выпускал ее из объятий, раскачиваясь из стороны в сторону и делая крохотные шажки, как ей казалось, по направлению к выходу. Она вдруг почувствовала себя смертельно уставшей. Будь что будет – если он сейчас выставит ее за дверь, пусть, хуже уже не станет.

– Обещаю, когда мы вернемся в Англию, я буду грязно приставать, – прошептал Регулус ей в самое ухо.

Гермионе стало щекотно от его дыхания. Она попыталась поднять плечо, пряча ухо, но он, будто нарочно, опять горячо шепнул ей:

– Просто не сможешь устоять.

Гермиона невольно засмеялась, краснея, а он вдруг совершенно неожиданно наклонил ее. Она вскрикнула от испуга, схватившись за его рубашку, и уже в следующий миг опять рассмеялась от собственной трусости, оказавшись на разобранной постели. Регулус ехидно улыбнулся, осторожно перебрался через нее и улегся рядом на бок, подложив согнутую руку под голову. Гермиона повернула к нему голову, по-дурацки посмеиваясь и чувствуя, как смущение все больше вгоняет ее в краску. Теперь она уже не представляла, как это всего пару минут назад у нее хватило дерзости пытаться его соблазнить. Она хихикала и хихикала, понимая, что выглядит полнейшей дурой, но не могла заставить себя заткнуться – это явно нервное. А Регулус, не мигая, смотрел на нее, улыбаясь уголками рта, скользя взглядом по ее губам и шее, и сейчас его взгляд был обжигающим, темным и… вожделеющим. Гермиона перестала, наконец, хихикать и затаила дыхание.