Узы крови
Шрифт:
– Результат моей отлучки тогда, в Амстердаме, – уведомил Северус.
Эта его отлучка на второй день пребывания в Амстердаме, так и оставшаяся без объяснения, стала причиной непродолжительной обиды Гиневры и Гермионы, всерьез испугавшихся за него тогда.
– А, – Гиневра подняла на него глаза, стараясь по его непроницаемому виду понять, что в этих документах, но очень быстро сдалась, поняв, что это бесполезно, и взяла бумаги со стола.
Это были документы на имя некоей Патриции Саган.
– Кто такая Патриция Саган? – вздернула брови Гиневра.
– Дальняя родственница Снейпов, – невозмутимо ответил Северус. – По линии моей бабки.
Гиневра
– Она сквиб, – продолжил Снейп после паузы, прожигая ее взглядом черных глаз. – Нынче не осталось магов, которым известно об ее существовании. Она живет в магловском мире, документы волшебницы ей не нужны.
И тут Гиневра в один миг все поняла.
– О, Северус, – устало простонала она. – Лучше бы ты мне что-нибудь подарил на Рождество.
Он как будто не слышал.
– Ты, правда, по документам будешь на четыре года старше меня, но кто на это смотрит, – добавил он. – К тому же, если дело обернется удачно для нас, никто не будет особо проверять «героя войны». Все официальные мероприятия ты сможешь посещать в ее облике. Она довольно миловидна…
Гиневра вскочила и заметалась по комнате.
– Нет, нет, нет, и еще раз нет! – она потрясла руками. – Ты ставишь себя под угрозу! Под угрозу Поцелуя дементора! Если правда все-таки раскроется…
– Не раскроется, – ледяным тоном возразил Северус.
– Ты не можешь этого знать! – вскрикнула Гиневра, останавливаясь и резко оборачиваясь к нему. – Ты ставишь под угрозу и Гермиону тоже! Она ведь точно будет знать правду – соучастницей будет считаться!
Он сидел все так же неподвижно, закинув ногу на ногу, небрежно свесив руку через подлокотник кресла – бесстрастный, непоколебимо спокойный и элегантный в своем черном, с иголочки, одеянии. Он уже все решил, и переубедить его невозможно – Гиневра видела это. Она отвернулась к окну, невольно издав тонкий стон, и уставилась на рождественский снегопад, нервно потирая руки. Как же он не понимает… даже, если так, даже если она решится, – а она никогда не решится! – то остается еще ее сила, ее проклятье, с которым не сладить. К глазам подступили слезы. Сейчас Гиневра почти завидовала Гермионе, избавившейся от этой беды. «Нет, нет, и речи быть не может», – строго одернула она себя, невольно рисуя в воображении картины будущего, где она – законная супруга Северуса. Не бывать этому. Она не сможет всю жизнь носить этот чертов амулет, вновь висящий у нее на шее. Он убивает ее. А без него она опасна. Гиневра устало вздохнула, на миг прикрыв глаза. Почему все это ей? За что? Как же она хотела избавиться от этого проклятья. Но она, после всего, что натворила, не заслуживает окончания этих мук, не заслуживает прощения и помилования. Если бы она была честной и справедливой, как и положено выпускнице ее факультета, то сама вернулась бы в лапы дементоров, когда все закончится. Но она прекрасно знала, что слишком малодушна для справедливости. От одного воспоминания об этих монстрах комок страха образовался в солнечном сплетении и принялся глодать ее.
– Гиневра, – тихо произнес Северус, неслышно приблизившись и опустив руку ей на плечо.
Она вздрогнула, но не обернулась, глядя на его неясное отражение в темном окне.
– Подумай, пожалуйста, обо мне, – все так же тихо заговорил он. – Я много лет был один. И мне сложно. Сложно впускать в свою жизнь новых людей, сложно кому-то довериться. Да и не хочется.
Гиневра прикрыла глаза, слушая его низкий голос. Он еще никогда не говорил с ней так откровенно о своих чувствах, даже
– Ты – единственная возможная в моей жизни женщина. Ты это знаешь не хуже меня. Пожалуйста. Будь со мной. Это… важнее всего.
Гиневра почувствовала, как на глаза набегают слезы. Она повернулась к нему, желая сказать что-то, сама не зная, что именно, но, посмотрев в его напряженное лицо, грустные, почти больные глаза, всхлипнула и, поднявшись на цыпочки, крепко обняла его, прижавшись губами к его плечу.
1978
– ДАААААААА!! – разнесся над лужайкой перед Хогвартсом громогласный рев, а затем Уолден Макнейр швырнул вверх четырехугольную шапочку и сделал колесо, наплевав на то, что на него пялится полшколы, и одет он в свой лучший костюм. – МЫ СДЕЛАЛИ ЭТО, СДЕЛАЛИ, СДЕЛАЛИ!!
– СВОБОДА! – заорал вслед за ним Кристиан Мальсибер и, схватив за руку свою невесту с русой косой, побежал по лужайке.
Уолден понесся за ними. Эти двое летели вперед, время от времени подскакивая и выделывая ногами сумасшедшие финты, полы пиджаков распахнулись, у Мальсибера из-под брюк стали видны тонкие щиколотки в черных носках. Мерида едва поспевала за своим женихом, подхватив одной рукой подол вечернего платья и заливисто хохоча. Их мантии остались валяться на зеленой траве.
– Придурки, – проворчал Северус, скрестив руки на груди.
Свою шапку выпускника он снял сразу же после общей фотографии, не зная, куда бы ее деть, и Гиневра отобрала ее у него. Мальсибер, Макнейр и Мерида, добежав до конца склона, схватились за руки и принялись кружиться, вопя во все горло «Gaudeamus»*. Гиневра одобрительно захихикала – немножко в пику занудству Снейпа. День выдался чудесный, солнечный и не очень жаркий, а выпускники сегодня были воистину воплощением молодости и свободы. Сколько всего их ждет впереди, столько дорог…
– Не скрывает слез полшколы – выпустились Мародеры! – раздался сбоку хорошо знакомый и неприятный Гиневре хриплый голос Сириуса Блэка.
Она оглянулась. Чуть поодаль собралась гриффиндорская четверка в окружении друзей и девушек.
– От счастья рыдает, Бродяга, от счастья! – с беззлобной насмешкой крикнула Талия.
Гиневра хмыкнула: раньше Тали насмехалась над Блэком, придумавшим себе прозвище, а теперь как миленькая называла его «Бродягой».
– Повтори, что ты сказала? Ну, берегись! – Блэк закинул ее на плечо и безжалостно раскрутил, несмотря на все протесты.
И все же, хотя Талия и возмущалась, но, когда Блэк вернул ее на землю, звонко расхохоталась. Шапочка выпускницы слетела с ее пышных волос. Заметив Гиневру, она поспешно отвернулась, на мгновение перестав улыбаться, – они не разговаривали уже почти две недели. Гиневра хотела подойти к ней и все-таки поздравить ее с окончанием школы, но тут к Талии подбежала эта рыжая староста-зазнайка Эванс, что-то весело проговорила, и они засмеялись. Гиневра насупилась и отвернулась. Значит, у нее новая подруга? Прекрасно! Больно надо!
– Северус!
Гиневра опять оглянулась. Нет, ну, надо же, какая наглость! Эванс улыбалась своей противной «солнечной» улыбкой, глядя на ее Северуса. Мародеры за ее спиной притихли. А Северус, к неудовольствию Гиневры, замедлил шаг.
– С выпуском, – теплым-претеплым тоном, который особенно раздражал Гиневру, произнесла Эванс.
– И тебя, – после паузы деревянным голосом бросил Северус.
Лили опять сверкнула своей «особой» улыбкой.
– О, Снейпи, нам будет тебя не хватать, – насмешливо пропел идиот Джеймс Поттер.