Узы крови

Скворец91

Утес содрогнулся, взвился столб земли, и всех разбросало в стороны. Гермиона упала на спину и поспешно создала Патронуса – парочка дементоров отпрянула от нее.

– Папа! – в голосе Стеллы послышались панические нотки.

Гермиона оглянулась на ее голос, и ее словно пригвоздило к месту – она увидела ярко-зеленый луч, несущийся из темноты прямо в Регулуса. Воздух превратился в вязкое месиво; она недопустимо медленно поднималась на ноги, что-то крича, сама не зная, что именно, а Блэк старался дотянуться до Стеллы, трясущей за плечо бессознательного – только бы бессознательного! – Сириуса. В ушах оглушительно стучала кровь.

Регулус все-таки оглянулся – казалось, на движение головой ему понадобилась целая вечность… а потом он пригнул голову Стеллы, защищая ее от смертоносного луча.

Сердце Гермионы оборвалось.

«НЕТ!»

Вспышка.

Мир словно онемел.

А потом рядом раздался отчаянный вскрик, и Гермиона машинально схватила Тонкс за локти, не давая ей броситься к распростертому телу Грюма: в последнее мгновение старый аврор подскочил к Регулусу и оттолкнул в сторону, принимая луч на себя. Блэк упал, а Грозный Глаз рухнул рядом секундой позже.

– Аппарируй! – крикнула ему Гермиона, видя, что Регулус впал в ступор.

Он оторвал от Грюма взгляд и посмотрел на нее ошеломленно и испуганно. А затем Тонкс аппарировала, утянув ее с собой.

========== 42. Рождество ==========

Их протащило сквозь этот невыносимый узкий мрак, и Гермиона смогла, наконец, вздохнуть. Тонкс тут же вырвалась из ее ослабевших рук, издала короткий яростный возглас и принялась ходить туда-сюда, что-то бормоча себе под нос. Некоторое время Гермиона просто бездумно смотрела на ее мечущийся в темноте силуэт, чувствуя себя совершенно опустошенной и выжатой, как лимон. Потом она, словно во сне, вытянула волшебную палочку и засветила. Они находились в каком-то редком перелеске или роще, было неясно. Руку саднило. Гермиона посмотрела на свою ладонь – по ней протянулся длинный порез, будто кожа просто лопнула. «Расщепило», – отрешенно подумала она, слизывая с руки кровь. В принципе, легко отделалась. Кровь снова набежала на ранку – в слабом свете палочки она казалась черной. К горлу резко подкатили рыдания, и она сдавленно всхлипнула, крепко зажмурившись.

– Что? Ты ранена? – обеспокоилась Тонкс, останавливаясь перед ней.

Гермиона отрицательно помотала головой, давясь рыданиями.

– Расщепило немножко. Извини, я была слишком взвинчена, – Тонкс выудила из кармана куртки крохотную, размером с мизинец, жестяную флягу. – Я всегда ношу с собой настойку бадьяна на всякий случай. Я, знаешь ли, не только неуклюжая, но и бездарный целитель. С трудом прошла аттестацию в академии.

Гермиона зашипела от боли, когда она капнула на ее руку настойку.

– Ну, не реви, – Тонкс обняла ее за плечи, крепко прижав к себе. – Думаю, Регулус все-таки аппарировал.

Гермиона отстранилась от нее.

– А если нет?! – истерично вскрикнула она и сама принялась расхаживать взад-вперед.

Тонкс засветила свою палочку. Гермиона старалась дышать глубоко, чтобы хоть немного успокоиться и прогнать безрассудное желание вернуться назад. Умом она понимала, что ничего сделать не смогла бы, но ее все равно охватила досада за то, что Тонкс утянула ее вслед за собой. Она хотела воочию убедиться, что Регулус не только услышал, но и вовремя осознал ее слова. Что он спасся! Она опять всхлипнула.

Тонкс шумно вздохнула.

– Плакать сейчас бесполезно, – сказала она. – Давай я перенесу тебя в Амстердам.

Там ты скорее узнаешь, что произошло.

Гермиона скрестила руки на груди, и свет ее палочки теперь падал ей за спину.

– Я сама могу, – проворчала она.

Тонкс подступила ближе.

– Нет уж, – нахмурилась она. – Я должна быть уверена, что ты отправишься именно в Амстердам, а не еще куда-нибудь.

Гермиона несколько мгновений ошарашено смотрела на нее. Тонкс говорила и выглядела так сдержанно и рассудительно, так спокойно, будто давно свыклась с мыслью, что ее близкие могут погибнуть в любой момент. Она, судя по всему, воспринимала это как что-то само собой разумеющееся.

– Грюм погиб, – глухо пробормотала Гермиона, сама не зная, для чего.

Нижняя губа Тонкс дрогнула. Она отвела взгляд и несколько раз быстро моргнула, затем шмыгнула носом и твердо сказала:

– Я должна доставить тебя в Амстердам.

Гермиона продолжала смотреть на нее. Тонкс вздохнула.

– Больше всего Аластор терпеть не мог непрофессионализма, – сказала она. – Он часто повторял: «Мы – авроры, мать вашу, единственные, кто не имеет права паниковать и проситься к мамочке, ведь мы осознанно сделали этот выбор. Поэтому засуньте свои эмоции в задницу». Сегодня я дважды его ослушалась, и не знаю, чем все закончилось бы, если бы ты не удержала меня. Спасибо.

Гермиона машинально кивнула.

– Идем, – Тонкс протянула руку.

Когда они аппарировали на противоположной от отеля стороне улицы, Тонкс произнесла:

– Ты не паникуй, если Регулуса долго не будет. Если он смог сориентироваться, то, скорее всего, забрал Сириуса к этим Делакурам.

Гермиона внимательно вгляделась в ее лицо.

– Ты же не винишь его в смерти Грюма?

Тонкс скептично усмехнулась.

– Я прекрасно понимаю, что Риддл взял дементоров с собой, чтобы, так сказать, дезориентировать противника. Я тоже видела, как сильно эти твари действуют на Регулуса. И знаю, что в другой ситуации он бы непременно аппарировал вместе со Стеллой и Сириусом сразу.

Из-за поворота появились Северус и Гиневра. Гермиона махнула им, и на их лицах отразилось облегчение.

– Мне жаль, – сказала она, вновь повернувшись к Тонкс.

Тонкс грустно улыбнулась и отвела взгляд.

– Он умер в бою, как всегда и хотел, – задумчиво протянула она.

***

Регулус смотрел в пылающий в камине огонь, прижав крепко сжатый кулак к губам. Кретин. Надо было сразу аппарировать вместе со Стеллой и Сириусом. Надо было думать головой, соображать следовало быстрее, а он не смог элементарно взять себя в руки.

– Нужно! Было! Думать! Головой! – вслух прорычал он, после каждого слова ударяя кулаком по колену.

И вновь его передернуло при одном воспоминании того, что он увидел, когда появились дементоры: он увидел инферналов так ясно, будто они утаскивали его под воду здесь и сейчас, и склизкие руки дементоров казались их руками. Ни разу со времени его возвращения это воспоминание не являлось ему так отчетливо – оно всегда было размытым, как ночной кошмар, почти стерлось из его памяти. А теперь вспыхнуло с новой силой. Теперь он помнил каждую деталь, каждую судорогу ужаса, пронизывающую тело, каждое прикосновение ледяных рук. Его передернуло от внезапно пробежавшегося по спине холодка, и он, натянув рукава рубашки почти до кончиков пальцев, съежился и обхватил себя руками.