V-8: право на свободу

Хилл Алекс

– Теперь тебе ясно, чего она хочет? – произносит хозяин.

– Не забывай, Дэниел, что в прошлый раз ты тоже услышал «да» первым, но это еще ничего не значит.

– Ричард, тебе лучше уйти. Не хочу бить тебе морду в свой день рождения.

– Только в честь праздника, братец. Только в честь праздника…

Ладонь на моей спине напрягается, сильнее вжимая в тело напротив. Дрожь проносится по рукам, бедрам и шее. Нервы натягиваются до предела и вот-вот лопнут, уничтожив последние крупицы сил и самообладания.

Дэниел.

Вот как зовут мой новый кошмар. Он касается моего подбородка свободной рукой и приподнимает его, вглядываясь в глаза. Смотрит почти так же, как Джейк и Холли, когда увидели меня впервые, но помимо удивления есть что-то еще… Темное, холодное, удушающее.

– Тебе здесь не место, – говорит Дэниел.

Это не новость. Только вот пришла я не по своей воле.

– Дэниел! – слышится высокий голос Холли. – Если что, я не имею к подарку брата никакого отношения.

Руки, что касались меня всего секунду назад, исчезают. С трудом ловлю равновесие, отступая, чтобы дать Холли возможность тепло обнять человека, от которого теперь зависит моя жизнь.

– С днем рождения, красавчик.

– Спасибо, малышка.

– Желаю тебе…

Слова Холли тонут в гомоне голосов. Делаю еще один шаг назад, а в мыслях только одно – «беги!». Я не могу. Просто не могу. Смотреть на это все, чувствовать себя, как кусок грязи, прилипшей к подошве дорогой обуви.

Резко разворачиваюсь и перебираю ногами. Плевать, что будет, но я ухожу отсюда. Я не справлюсь. Эти люди… Счастливые, довольные собой, не знающие настоящей боли и проблем. Не хочу находиться среди них. Лучше обратно в «исправитель». Там я хотя бы знаю, чего ожидать, а тут…

Проклинаю неудобные туфли, шагая к выходу. Лица мелькают перед глазами. Кроваво красные губы женщин, сытые и довольные взгляды мужчин. Пульс зашкаливает. Это сюда я хотела вырваться? Сюда сбежать? Почему я думала, что здесь будет лучше? Страх смешивается с презрением, ненависть перерастает в убийственную печаль. Нет. Я хотела совсем не сюда. Я хотела тихой, спокойной и нормальной жизни. А это все цирк уродов. Они покупают людей, дарят их на дни рождения и смеются. Смеются! Смеются…

Преграда на пути вырастает внезапно. Тихий вскрик. Звон бьющегося стекла. Девушка в черном фартуке летит следом за подносом в груду разбитых бокалов. Хватаю ее за плечо, оттягивая в сторону, и падаю сама, не удержавшись на ногах.

Голоса замолкают. Зал наполняет только тихая мелодия. А музыка действительно прекрасна. Такой печальный и тягучий инструмент, что хочется плакать вместе с ним. Скрипка… Никогда не слышала ее вживую.

– Простите, – лопочет девушка. – Я не хотела. Простите.

Испуг в ее глазах и поджатые губы дезориентируют. Сижу на полу и не могу двинуться с места.

– Ваша рука, – тихо произносит она и смотрит вниз.

Поднимаю правую руку и разглядываю ладонь, в которой торчат осколки. Кровь струится по белой коже и капает

на пол. Теплая… Рядом с моей рукой появляется еще одна. Длинные пальцы обхватывают мои.

– Где у вас аптечка? – спрашивает Дэниел, внимательно осматривая рану.

– В кабинете есть, наверное.

– Веди!

Дэниел расчищает поверхность одного из столов, заваленного бумагами, и открывает чемоданчик с красным крестом.

– Сядь, – говорит он, кивая на стул.

Слушаюсь и кладу на столешницу руку ладонью вверх. Дэниел снимает крышку с маленького прозрачного пузырька и сурово произносит:

– Это был побег? Я правильно понимаю?

Морщина недовольства появляется на его высоком лбу. Опускаю голову.

– Ты разговариваешь?

Прикрываю глаза.

– Эй! – Дэниел щелкает пальцами перед моим лицом. – Как тебя зовут?

Дыхание тяжелеет, предвещая вспышку ярости.

– У меня нет имени! – заявляю громко, поднимая на него взгляд.

Дэниел никак не реагирует на мой тон, касается руки и проводит пальцем по татуировке на запястье:

– А это? Ви-восемь?

– Всего лишь буква и цифра.

– Сколько тебе лет?

– Около двадцати.

– Ты не знаешь?

– Там, где меня держали, не принято отмечать дни рождения.

Дэниел хмурится и на выдохе опускает плечи. Заносит пузырек над моей ладонью и произносит спокойно:

– Немного пощиплет.

Жидкость пузыриться, смешиваясь с кровью, и превращается в розовую пену.

– Больно?

С трудом сдерживаю смешок. Это даже близко не сравнится с настоящим понятием боли.

– Мне не нравится говорить с самим собой. На вопросы следует отвечать. В вас ведь должно быть это заложено.

Молчу. Раздражение отпускает и приходит апатия. Эмоции тускнеют и растворяются в бессилии.

– Ты меня услышала? – нетерпеливо спрашивает Дэниел.

– Да.

– Хорошо. Сейчас я вытащу осколки. Не дергайся.

Дэниел вскрывает маленький пакетик и надевает перчатку:

– Ты снова молчишь.

– Вопроса не прозвучало.

– Я видел много таких, как ты, но они были другие, – тихо усмехается он.

Кусочки стекла исчезают из ладони. Сжимаю губы, но не из-за неприятных ощущений, а потому что слова рвутся наружу. Борюсь с собой еще несколько секунд и оглушительно проигрываю:

– Что ты имеешь ввиду под «другие»?

– Куклы должны быть скромные и покладистые. Ты не такая. Слишком живая.

– Может быть они тоже, но выбор у нас не велик. Точнее, его просто нет.

– Так ты бунтарка?

– Нет, – отвечаю поспешно.

– Ложь, – выпаливает он. – Больше никогда не лги мне, Ви. Это первое правило. Запомнила?

Его обращение врезается в защитный купол с жутким треском, оставляя на нем паутину мелких трещин.

– Теперь вопрос прозвучал, и я хочу услышать ответ.