В Афганистане, в «Черном тюльпане»
Шрифт:
— Невеста, — улыбнулась Елена, — да только жених мой — тесто.
Шульгин хмуро улыбнулся в ответ.
— Ну, и когда же помолвка? На свадьбу старых друзей пригласишь?
— Под венец хоть завтра, Андрей Николаевич, да только мой жених не торопится…
— А передают, что не терпится ему…
— Нет, ему терпится…
Елена сорвала маленький засохший цветок.
— Не торопится мой жених. Наверное, боится потерять свободу…
Шульгин вдруг резко остановился и покраснел.
Он заглянул
— Так это я — жених?
Елена рассмеялась, оттолкнула его локтем и пошла одна легкими шагами, будто и не трудилась она только что несколько часов подряд в перевязочной.
— Елена, постой, — горячо воскликнул Шульгин, — о какой свободе ты говоришь? Причем здесь свобода… без тебя… Вот что я хочу тебе сказать…
Елена неожиданно дернула его за рукав:
— Послушай, дурачок, птицы поют…
— Какие птицы? — недоуменно взлетели брови Шульгина.
В наступившей тишине вдруг раздался тонкий свистящий звук, будто невидимая птица приоткрыла на мгновение маленький клюв.
— Ложись, — ахнул Шульгин и, заграбастав Елену сильным движением, бросил ее на землю под бок каменного валуна, обросшего редкой плешью прошлогодней травы.
Тут же полой бушлата накрыл ее хрупкое тело и прошептал горячо в раскрытые ужасом девичьи глаза:
— Не птицы это… Обстрел. Под снайпера попали. Поняла? Не шевелись.
Елена покорно замерла, с робостью глядя на решительное лицо Шульгина. Свистящий звук еще раз пропел в воздухе краткой птичьей трелью. И на валуне появилась тонкая царапина. Шульгин улыбнулся и зашептал Елене на ухо:
— Видишь, какая опасная птичка. Не бойся. Мы здесь в мертвой зоне. И теперь тебе придется меня терпеливо выслушать. Слушай, Елена, я, конечно, дурак, ты это правильно понимаешь… — Шульгин потер затылок и пожал плечами.
— Да, конечно, я неисправимый… Мне следовало с самого начала сказать тебе…
Шульгин осторожно сжал Елену за плечи, сердце у него застучало с перебоями.
— Я хочу сказать тебе… — Андрей поцеловал задрожавшие пальцы взволнованной Елены, и дыхание его полностью прервалось.
— Тысячу раз хотел сказать…
Вновь пропела невидимая птичка, и каменная пыль посыпалась на Шульгина, но он только отмахнулся с досадой и сердито произнес:
— И ни разу не сказал вслух… — Шульгин смутился. — Меня может оправдать только одно… Я боюсь, что ты не скажешь мне да…
Елена вдруг крепко прижала его голову к себе и прошептала:
— Это что предложение? Правда?..
Шульгин кивнул головой.
— Может, я тороплюсь? Вокруг такое творится. Сегодня жив, завтра…
Елена прикрыла ему рот ладонью.
— Завтра будет завтра. А сегодня — лучший день в моей жизни. Ты мне сделал предложение, правда?
— Правда…
— Тогда
— Глупая, — шепотом ответил Андрей, — я же не урод. Люблю детей, люблю… Можешь не сомневаться. Я хочу стать хорошим отцом…
57
Майор медицинской службы сердито шагал от командирского блиндажа к солдатским палаткам, расставленным на камнях. Малиновый кант выглаженных бриджей взлетал хлыстом. Левая щека майора едва заметно подергивалась. От глаз тянулись неприязненные морщины…
— Подготовьте пять человек к эвакуации, — сказал он, не глядя в глаза Орлову.
— Да, да… Именно, пять человек! Всего пять человек, — майор втиснул крупные кулаки в карманы.
— Пять человек, представьте себе. Приказано… с каждой роты эвакуировать пять самых тяжелобольных. Совершенно неспособных продолжать операцию. Никогда не думал, что пять — это такая нелепая цифра.
Орлов молчал. Молчал Булочка. Молча остановился возле них подошедший Шульгин.
Они внимательно разглядывали майора, стараясь понять смысл его ясных фраз.
— Что вы на меня смотрите? — майор раздраженно затряс головой. — Лично я не знаю, кого отправлять? Я отправил бы всех, кого отметил в своих списках. Не раздумывая…
Он вынул из кармана скомканные листочки. Стал расправлять измятую бумагу дрожащими пальцами.
— Я не знаю, кто из них способен крепко стоять на ногах. Вам виднее. Что я могу сказать? И зачем только нужен был этот маскарад? — он произнес последнюю фразу в сторону штабных окопов.
Орлов спросил напрямик:
— Так это не ваше решение?
Майор вздрогнул:
— Я еще считаю себя врачом. И потом, согласно устава, я не имею права принимать решения. Я имею право только давать рекомендации. Я пишу, нуждается в освобождении, если вы еще не забыли формулировки. Эти мои рекомендации не являются обязательными для командиров.
Он горько усмехнулся:
— Освобождает от службы не врач, а командир. Врачи не имеют права покушаться на единоначалие.
Он отвернул лицо в сторону, пробормотал про себя:
— Сегодня я, кажется, впервые пожалел, что я военный врач.
Он с силой сжал Орлову руку:
— Офицеры санчасти и санитары останутся в ротах. Это решение я могу принять самостоятельно независимо ни от кого. Медицинская помощь будет оказываться на местах. Наша комиссия… она никуда не уедет. Врачи останутся в подразделениях…
Орлов почувствовал, что пальцы начальника медслужбы нервно дрожат на его руке.
— Это все, что я могу сделать. Попрошу только найти нам что-нибудь подходящее для гор. Не светить же нам малиновым кантом, — майор дернул себя за бриджи. — Вы уж извините, специальной формы у нас не было.