В альпийском сиянии
Шрифт:
Рассказывал, что половину из моих товарищей В. и так знал, а другая половина хочет познакомиться с ним, пожать руку и что представлю его как своего кузена, благо внешне мы, походу, похожи. Оба брюнеты, меняющие тип телосложения в зависимости от времени года, ростом, ну, чуть-чуть выше среднего. И если не раскрывать особо рот, то оба мы вполне могли сойти за какого-нибудь местного деревенского Жакуйя.
Не сдерживал себя на обещания. Расписал и рассчитал непреложный факт, что цены на жилье в провинции гораздо меньше, а зарплата в нашей сегодняшней сфере деятельности, что в Париже, что там, куда я ехал, –
Ну а меня же лишь одна простая мысль о возвращении в те самые места, в заповедные пространства счастья, которое я нечаянно ощутил спустя пару дней по приезде в тот городок, опознав в нем ни с того ни с сего что-то родное, восхищала почти что до седьмых небес. Все пело во мне, засыпая, пело во сне, просыпалось и продолжало петь.
Но я не смог продать ни идею, ни ее практическую реализацию. Хотя бы и говорил не столько про себя, сколько про В., то есть про Дениса, как мне казалось, ярко расписывая, что в Париже ему нечего терять, кроме своих… и «т. д. и т. п.».
И так я, путаясь в мыслях, показаниях и прикидывая, где набраться достоверности и убедительности, миновал двухэтажный книжный магазин английской литературы. Потом прошел мимо брассери с некогда дешевым вином и мидиями. Углубился в Латинский квартал. Лавировал какое-то время между медлительными туристами в разноплановых шортах, вдыхая аромат жареного куриного мяса и приправ, доносившийся из всевозможных ларьков, закутков и ресторанчиков с кебабами, питами, шавермами, фалафелями, блинами, панини, пиццами на вынос с пылу с жару, то турецкими, то арабскими, то греческими, то итальянскими. С кричащими и оттого комичными названиями типа «Королевский кебаб», «Блинная культура», более-менее мирно соседствовавшими между собой и с заведениями, предлагавшими традиционную французскую кухню. Наконец вышел к бульвару Сен-Мишель, то есть Святого Архангела Михаила.
Справа от меня оказался большой, в несколько этажей, книжный магазин, где я часто зависал, перелистывая книги, любуясь их профилями на полках, и обретая некоторый покой, как на долгожданных каникулах в детстве.
В этом же магазине работал комиссионный отдел, куда можно сдать не нужные больше книги и получить за это немного денег. На днях, кстати, заходил туда и сдал большинство учебников, чтоб не тащить с собой. Остался неприятно удивлен. Почти новые экземпляры у меня купили в два-три раза дешевле, чем они мне
Итак, пересек в очередной раз дорогу и остановился перед знаменитым фонтаном Сен-Мишель. Сейчас вдруг до меня дошло, что задумка композиции в том, чтобы открыть перед нами как бы сцену, разворачивающуюся в некой пещере. По бокам химеры, из чьих пастей льется вода, в центре, поодаль, несколько поросших мхом скользких валунов. На верхнем распростерт Сатана, что, кстати, будто бы значит «противник», извивающийся у ног архангела Михаила, который наступил ему на одно перепончатое крыло. Голову Князя Мира успели основательно обсидеть птицы мира.
Отметил закованный в доспехи торс архангела. Один к одному лежащие перья громадных крыльев, классический профиль беспристрастного лица, обрамленного вьющимися волосами. Архистратиг, а это значит «главнокомандующий», заносит над денницей, повергнутым противником, меч с волнистым лезвием, крепко держа его в правой руке, а перстом своей левой руки указывает вверх, на небо. Я понял, что святой архангел Михаил победил Зверя прямо в его логове, у истоков нижних вод, возможно, в подземелье одной из его семи раскиданных по миру башен. Но архангел только занес над ним свой меч. Зверь был жив, хотя и повержен. Будет ли он пронзен мечом или будет помилован – вот в чем вопрос.
Отдышавшись, двинулся дальше, мимо входа в метро, мимо кафе «Фонтан Сен-Мишель» с винами, бургерами, коктейлями и аперитивами, до перекрестка с другой площадью. А потом дальше, не доходя до бульвара Сен-Жермен, к ресторану, где работал В. И меня будто несли крылья.
Подойдя к прозрачным дверям безлюдного ресто, увидел на баре своего друга с сигаретой в зубах. Он протирает стаканы, а за стойкой сидит наш старый знакомый Эмманюэль, друг хозяина ресторана, методист на кафедре социологии в Сорбонне. Эмманюэль проживает один неподалеку. Его взрослые дети давно разъехались, так что он либо сидит дома и пытается писать некие научные заметки, либо сидит в кафе и почитывает книжки за бокалом того или иного.
Зайдя внутрь, едва не наткнулся на низкий столик с нетронутыми вчерашними газетами у входа. В. и Эмманюэль о чем-то переговариваются, покуривая сигареты прямо за стойкой. Рядом с методистом початый бокал с белым вином, который он едва не задевает локтем.
В. смотрит на меня пару секунд в упор, потом ставит протертый стакан на резиновую нашлепку на стойке, вынимает сигу изо рта, кивает в мою сторону головой, улыбается. Стряхивает пепел в пепельницу.
Эмманюэль оборачивается и радостно здоровается. Я подхожу, пожимаю им поочередно руки, здороваюсь вопросом «как дела».
– Дела идут, дела идут, – отвечают оба и улыбаются. Эмманюэль с акцентом бодро восклицает: «Привиэть».
– Привет! – поздоровался я в ответ по-русски. – Вижу, вы в неплохой форме. О чем беседуете, месье?
– Да вот наш старший товарищ рассказывает, как его исключили из каких-то «сайентологов» за неуплату членских взносов, – отозвался В. уже на французском языке.
Конец ознакомительного фрагмента.