В банде только девушки
Шрифт:
— Вы сегодня уже второй раз мне пистолетом в морду тычете, а денег от этого все равно не прибавилось.
— И машина ушла, — тихо закончил Бека.
Принц глянул на него и сдвинул брови:
— Какая машина?
— Ну та, за которой мы ехали.
Шеф позабыл о пистолете, о Кудрявом и о его анекдоте. Он резко развернулся и впился взглядом в лобовое стекло. «Девятки» нигде не было видно.
— Куда она свернула? — осторожно поинтересовался он.
— Почем я знаю, — так же осторожно ответил Бека, — я в боковое окошко смотрел.
— А какого хрена ты смотрел в боковое окошко? Почему
— А вы не говорили, куда нужно смотреть. — Бека пожал плечами.
— Дрянь! — Принц понял, что спорить и что-либо доказывать в этом кругу бесполезно. Поэтому он просто констатировал: — Теперь мы точно потеряли наши деньги.
— Вот идиоты, — хохотнул Саша, проезжая мимо остановившейся на обочине «девятки», в которой продолжали препираться Принц и его подчиненные, — следопыты хреновы!
— Смотри в оба. — Иннокентий Валерианович решил сбить ухарские настроения. — Не факт, что «девятка», которая свернула на проселочную, именно та, которая нам нужна.
— Ну да, конечно, — фыркнул Косолапых, — а то тут пруд пруди зеленых «девяток». Придурки именно за этой ехали, а потом потеряли. Вот растяпы. Где глаза-то у них?
— Чего это ты преисполнился неуместным состраданием, — делано удивился шеф, — нам же лучше. Догоним этих лохов, заберем наш труп без помех. Довольно уже этому Шаху…
— Принцу, — скрупулезно поправил Саша.
— Да хоть Королевичу, одна хрень. Он и не Принц, и не Шах, и не Королевич, а так, дерьмо какое-то. Словом, хватит уже всякому отребью путать наши карты. Потеряли свою удачу, вот пусть и воют теперь на обочине. Сворачивай давай, — поспешно крикнул Иннокентий Валерианович шоферу, так как тот, видимо, заслушавшись, вознамерился проехать мимо неприметного съезда на грунтовую дорогу.
До взрыва осталось 18 часов 20 минут 14 секунд.
— Господи, где мы? — проскулила Алиса, глядя на проплывающие мимо зеленые ветки.
— Так он тебе и ответит! — проворчала Лина, напряженно ведя машину по узкой лесной дороге. — Вот раздвинет облака и громко скажет: «А мне почем знать, в какую глушь вы забрались!» Лучше в карту посмотри!
— А сколько ты раз свернула, с тех пор как мы с трассы съехали?
— Если б я помнила.
Тут обе разом чертыхнулись, потому что «девятка» ухнула в лужу.
— Только бы не застрять тут посреди чащи, — Алиса всхлипнула.
— Странное дело. — Лина аккуратно повела машину по жидкой грязи. — Дождя как будто не было. В городе от жары подыхаем, а тут на тебе — миргородская лужа.
— А волки тут есть? — неожиданно поинтересовалась сестра и, видимо, ответив на свой вопрос положительно, быстро закрыла окошко.
— По мне, так все равно, — легкомысленно заявила Лина, — чем дальше в лес, тем меньше свидетелей. Нам, если ты помнишь, труп закопать нужно.
Машина наконец выбралась на сухое пространство и покатила быстрее, подпрыгивая на кочках. Ветки хлестали по стеклам.
— Может быть, уже достаточно? — робко спросила Алиса. — А то как-то неприятно становится.
— Мне стало неприятно, когда я увидела то, что лежит в багажнике моей машины. С тех пор
Возникла тягостная пауза. Говорить не хотелось. Перспектива предстоящего дела, совсем не органичного для двух молоденьких девушек, повергала обеих в глубокую печаль.
«Девятка» пыхтела, прорываясь в глубь неизвестного леса.
— Как ты думаешь, куда ведет эта дорога? — наконец задумчиво вопросила Алиса.
— Судя по затхлости, к канадской границе, — отозвалась сестра.
— Странно, что ты ее вообще разглядела.
— Да уж… Честно говоря, я и не думала, что мы попадем на дорогу. Просто хотела съехать на обочину и промахнулась. Слишком сильно съехала в кусты. Они взяли да и раздвинулись. И мы попали…
— Да, кажется, мы действительно попали… — философски закончила фразу Алиса.
Рабочий день приближался к концу. Утомленная духотой и мухами продавщица сельпо Людка возложила арбузные груди, затянутые в застиранный халат, на низкий дощатый прилавок, оперлась двумя складками обширного подбородка о расслабленные руки и с туманной задумчивостью оглядела пустой сарай, именуемый на современный манер торговым залом. Глаза ее подернулись поволокой. Крупные капли пота выступили на красном, абсолютно круглом лице. Она крепко задумалась над своей судьбой и, как часто бывает с женщинами, чья биография уже отсчитывает пятый десяток, а количество мужчин, встретившихся на пути, так и не перешло в качество, в который раз решила, что она безнадежно несчастна.
Жизнь ее потеряла смысл еще в родильном доме, где она появилась на этот свет, так и не пригревший ее ни лаской, ни вниманием, ни богатством, ни чем-нибудь другим, чем можно было бы гордиться в старости. Из трех ее мужей двое померли от непомерного пьянства. Третьего она выгнала, поскольку и он грозил оставить ее вдовой по той же причине. Уже десять лет, как она одна-одинешенька, без всякой надежды на счастливое устройство личной жизни. Дни похожи друг на друга, как близнецы: магазин, огород, хозяйство. Соседи ее уважают, наверное, даже жалеют, но что толку. Анькин муж бегает к ней по средам и субботам, когда сама Анька ездит в ночную смену. Катькин супружник захаживает «на чарку», но от него с каждым разом все меньше толку — пьет, подлец, какая уж тут любовь. Денег у Людки мало, как ни воруй, а в сельпо на многое рассчитывать не приходится. Едва хватает, чтобы сводить концы с концами.
Она вздохнула, залезла пятерней в пышный начес, почесала затылок и всхлипнула. Сама собой навернулась логическая после таких размышлений слеза. Скатилась по щеке, смешавшись с потом, и капнула на далеко выступающую грудь грязной каплей.
И тут дверь со скрипом отворилась. В первую секунду Людка удивленно округлила глаза. Явление действительно было несколько странным: на пороге неловко топтались двое. На головах у обоих было надето нечто, стиравшее черты лиц до неузнаваемости. Сначала продавщица подумала, что в их края чудом забрели два носителя африканской культуры, и только когда один из них невнятно прохрипел: «Слышь, это… водку гони!» — разочарованно поняла, что судьба ее вновь обманула. Никакие это не иностранцы, а наши, до тошноты знакомые русские пьянчуги, зачем-то нацепившие на бошки женские чулки.