В боях за Карпаты
Шрифт:
Незаметно наступила короткая июньская ночь. Душный воздух был насыщен пряным ароматом трав. Утомленные за день батарейцы уснули крепким сном. Время приближалось к рассвету. По лощинам потянулся туман, обильная роса покрывала одежду, оружие, приборы. Стало зябко, и дежурные красноармейцы плотнее запахнули шинели.
Муравьев лег позже других — у командира всегда больше дел,— но долго не мог уснуть. И только забылся, как вдруг — тревога.
На ходу застегивая ремни, он побежал к наблюдательному пункту. Обгоняя друг
— Первое орудие готово!
— Третье — готово!
— Приборное отделение готово!
И почти сразу стали поступать тревожные сообщения с постов наблюдения:
— Большие группы немецких самолетов нарушили границу.
— Над Стрыем сильный воздушный бой.
— Над Черновцами воздушный бой.
Батарейцы тревожно вслушивались в донесения. Молчание нарушил наводчик ефрейтор В. Ковалев:
— Товарищ лейтенант, это война?
Муравьев замешкался с ответом. Никто еще не произносил это зловещее слово.
— Да, война! — наконец сказал он.
Услышав тревожное слово «война!», артиллеристы заговорили наперебой.
— У, гады! — выругался ефрейтор П. Малоног.
— Ничего, мы им еще покажем! — сдвинув выгоревшие брови, сказал старший сержант А. Кузьменков, награжденный значком «Отличник Красной Армии».
Разведчик-наблюдатель красноармеец Г. Кириленко доложил:
— Слышу шум моторов!
— Усилить наблюдение! — приказал Муравьев, рассматривая в бинокль безоблачное небо.
С юго-востока над горизонтом показались девять точек. Сразу трудно было определить, что это за самолеты, на какой высоте и с какой скоростью идут. Но разведчики и прибористы были хорошо натренированы и четко докладывали исходные данные. В направлении батареи сомкнутым строем шли девять самолетов «юнкерс-88». Залетавшие накануне фашистские воздушные разведчики так и не смогли обнаружить огневую позицию батареи. Теперь летчикам казалось, что со стороны солнца они безнаказанно проникнут к городу и аэродрому. Но не тут-то было. Батарея А. А. Муравьева изготовилась к ведению огня.
— Огонь! — скомандовал Муравьев, когда передние самолеты с черными крестами на бортах вошли в зону огня батареи. Раздались первые залпы. Вокруг самолетов закудрявились облачка разрывов. Снаряд, выпущенный орудием старшего сержанта комсомольца Кузьменкова, разорвался у самолета. «Юнкерс» резко накренился и пошел к земле, оставляя за собой длинный черный шлейф. В небе вспыхнули купола парашютов.
Артиллеристы оживились, смахнули пот с возбужденных лиц.
Но другие самолеты, не меняя курса, продолжали идти в сторону города. Два «юнкерса», отделившись от строя, развернулись и начали пикировать на батарею.
Вздыбилась земля, от пулеметных очередей поднимались фонтаны пыли, визжали осколки... Появились первые раненые. Но огонь батареи не ослабевал. Артиллеристы
Два сбитых самолета в первый час войны!
Вскоре батарея сменила огневую позицию и в течение последующих семи дней сбила еще пять самолетов врага. За эти бои лейтенант А. А. Муравьев был удостоен первой правительственной награды — ордена Красной Звезды. Орденами и медалями были награждены старший сержант Кузьменков, ефрейтор Малоног и другие батарейцы.
Вместе с частями действующей армии зенитная батарея лейтенанта А. А. Муравьева отходила на восток... В районе Чорткова ей пришлось вступить в бой с колонной немецких танков и подбить два из них. В боях за Киев, Полтаву, Харьков и Воронеж батарея уничтожила еще 11 вражеских самолетов. Грудь отважного офицера Муравьева украсил орден боевого Красного Знамени. День Победы зенитчики встретили в Германии.
А. А. Муравьев закончил войну майором, командиром отдельного зенитного артиллерийского дивизиона. Демобилизовавшись, Алексей Алексеевич поселился в Станиславе, в городе, который защищал от ненавистного врага в первый день войны.
В НЕБЕ НАД ГАЛИЧЕМ
Воздушный таран! Это прием борьбы безгранично смелых и мужественных. Впервые таранный удар применил в 1914 году русский летчик Петр Нестеров в воздушном бою близ Львова. Этот подвиг в первый день Великой Отечественной войны повторил младший лейтенант Леонид Бутелин в Прикарпатье, в небе над Галичем.
В одну из летних ночей, когда авиаторы крепко спали, над лагерем прозвучала команда:
— Боевая тревога!
На аэродроме все пришло в движение. Вмиг надев гимнастерку и застегивая ее на ходу, Бутелин побежал к самолету. Возле стоянки Леонида догнал запыхавшийся Владимир Ардашников, земляк и друг:
— Неужели, Леня, война?!
— Похоже, да...
Бутелин вскочил в кабину истребителя, запустил двигатель и стал ожидать команду. Гул в воздухе нарастал. Глухо ухали взрывы бомб. Усиливался рокот моторов. Было слышно: идут чужие самолеты. Сомнения нет — война!
Самолет Бутелина, оторвавшись от земли, стал набирать высоту. Взлетели и другие истребители. Часть боевых машин осталась на стоянках. Вражеские самолеты уже подходили к аэродрому. Вот-вот начнут сбрасывать бомбы.
Техники и механики, отправив машины, с волнением смотрели в небо. Владимир Ардашников старался держать в поле зрения самолет, пилотируемый его другом. Владимир видел, как истребитель Бутелина приблизился к вражескому бомбардировщику. В тот же миг на «юнкерсе» вспыхнуло пламя. Бомбардировщик резко наклонился и, словно комета, волоча за собой длинный дымный хвост, упал недалеко от аэродрома.