В бою антракта не бывает
Шрифт:
– Позови своего товарища, – прошептал он. – Назови по имени и громко скажи: «Иди сюда». Больше ни одного слова, иначе сломаю шею, понял?
– Клим! – довольно громко, но хрипло выдавил Селянин.
«Дальше», – настаивали глаза незнакомца.
– Иди сюда, Клим!
Коротко замахнувшись, Румын ударил Селянина в висок, осторожно опустил на место и поспешил навстречу приближающимся шагам.
Оба спецназовца действовали слаженно: один смело занес ногу через порог, другой ребром ладони наотмашь рубанул противника в переносицу и тут же провел сильнейший хук в запрокинувшийся подбородок.
После таких
Мимо Кости пронесся, словно тень, Селянин. Он намеревался прорваться через дверь, но зацепил плечом косяк. Его развернуло лицом к Румыну, но инерция все еще толкала его спиной вперед. Его лопатки коснулись стены, и мир для него перевернулся. Ему казалось, он лежит на полу, а сверху на него давит соперник. Костя выхватил пистолет и без раздумий выстрелил в Селянина. Шагнул в коридор и вторым выстрелом в голову добил начальника типографии.
3
Они шли морем, то и дело попадая в донные ямы и проваливаясь по шею. Оптимальное положение – по грудь в воде с поднятым над головой оружием. Берегом можно было добраться быстрее, но жалили, словно осы, комары. Невозможно было вытерпеть, не хлопая то и дело себя по телу.
В воде дело обстояло иначе, хотя и тут гнус одолевал; но можно было на время избавиться от него, погрузившись с головой в воду, поменять руку с оружием.
Подавал руку помощи шум прибоя, но могла помешать встававшая на северо-востоке луна. Пройдет два часа, прежде чем она поднимется над островом и бросит серебристый оклад на воду. Ее появление на небе можно было предугадать по осветившимся верхушкам деревьев, по темно-серому участку неба над островом.
С полчаса назад беглецы заметили слабый огонек над морем, но долго не могли понять природу его происхождения. И только сократив дистанцию до полутора сотни метров, различили светящийся клотик над ветровым стеклом катера.
Шум моря позволял разговаривать вполголоса, и Заботин первым высказал опасения.
– Как будто специально включили... Это ловушка.
– Не думаю, – ответила Ирина. – Мне кажется, они хотят отпугнуть нас от лодки.
– Или приманить к ней.
– Я не глухая. – Она остановилась, дрожа от холода, понимая, что в воде дольше оставаться нельзя, уже сейчас начали проявляться симптомы переохлаждения. Трофимов едва сдерживал кашель, Игорь буквально изошел соплями и постоянно шмыгал.
– Давай не будем лезть в пекло. Осталось выждать от силы восемь часов.
«Или восемьдесят. А может, восемь тысяч часов».
Девушка медлила с ответом. Она могла ответить сразу, если бы несколькими часами раньше на берегу не началась пальба, а после в наступившей тишине снова не узнала голос майора Страхова. Ирина рискнула приблизиться к каменному карнизу и посмотреть вниз. Первым
Каким образом майор смог вычислить местонахождение беглецов, осталось непонятным. Взяли Кисина и развязали ему язык? Это предположение запутывало еще больше – в то время вопрос о заповеднике Светлом не стоял. А ответ на этот вопрос был очень близко, в кармане Коли Трофимова, и назывался по-морскому лаконично: приемник-штурман. Он только недавно перестал передавать сигналы.
Ирина медлила с ответом. Сейчас сомнения не давали довести до конца принятое накануне решение. Теперь и ей немигающее око клотика казалось языком-приманкой в разверзнутой пасти глубоководного хищника. Однако возвращаться водой нельзя – мышцы ослабли, тело ныло от холода. Идти берегом – наделаешь шума, пробираясь через бурелом. И если предположение Игоря верно, охотники возьмут их, усталых, особо не напрягаясь. Так же как и при попытке завладеть лодкой.
Беглецы сами для себя расставили силки и ждали, когда сорвется сторожок.
– Вот что, парни, – стуча зубами от холода, ответила Ирина, – мы сделаем то, что сделаем, и будем надеяться, что не ошиблись. Это единственный метод, другого я не знаю.
– А если мы повернем назад? – не унимался Игорь.
– Значит, повернем. Час-другой в холодной воде для нас – ерунда.
4
Резиновая лодка с парой деревянных банок посередине и кормовой, также служащей транцем для подвесного мотора, была в рабочем состоянии. Подвесной мотор – не «Вихрь» или забытый «Ветерок», а знаменитая стосильная «Ямаха». Лодка находилась в продуваемом всеми ветрами, но с надежной крышей эллинге. Она стояла на наклонной площадке, так что спустить ее на воду по стапелю труда не составило. Костя лишь крепче закрепил мотор, чтобы тот не стучал рулем и винтом по доскам площадки.
Он попридержал лодку за носовой швартовый клюз, точно определяя направления ветра. Направление ветра могло измениться, но Костя заранее определил подветренную сторону, откуда он и подойдет к острову. Оптимальный вариант – чтобы ветер усилился, тогда на моторе можно подойти близко к берегу. А при слабом ветре придется подходить на веслах.
Не Балтика, где Романов провел два года – в учебном подразделении и отряде боевых пловцов, но тоже не сахар. Костя зябко повел плечами. Ночь. Холодный воздух и мокрая крошка бьют в лицо, поднимают на руках волосы. Нужно расслабиться. Сбросить с себя напряжение. Это оно забирается под одежду и плодит на коже мурашки, погоняет их. Зубы стучат оттого, что сомкнуты. Стоит разжать челюсти, оставляя между зубами узенькую щелочку, и холод уносится сквозь нее прочь.
Костя забыл про холод, едва ощутил знакомый, несравнимый ни с чем напор воздуха, частые брызги. Он слизывал с коротких усов капельки соленой воды и словно подпитывался от них.
Румпель до упора по часовой стрелке. Лодка рвется из-под тебя как мотоцикл. Закругленный нос задирается на очередной волне так высоко, что, кажется, лодка готова перевернуться. Ей не дает этого сделать опытный рулевой и взятый им курс. Ветер лишь подхватывает лодку, дует ей под днище под углом, образовывая под ним постоянную воздушную подушку. И лодка летит в этом воздушном пузыре.