В целом мире нет места для тебя

Лещенко Ирина

Бесконечно мусолить все происходящее в голове нет никакого смысла, я хожу кругами, ведь никаких новых данных нет.

Кошка, передернувшись, впилась когтями в мои колени и угрожающе зашипела. Я зашипела ничуть не хуже, отдирая ее лапы. на коже остались кровавые отметины.

— Ты чего? — я оторвала наконец животное от своих ног и скинула ее на пол. Кошка дернула хвостом и вздыбилась, как еж, глядя в угол справа от кресла.

Я посмотрела в угол, на кошку, снова в угол.

— Там же нет ничего. — я постаралась придать голосу

более-менее уверенные интонации, вылезла из кресла и подошла к углу. — Видишь? Тут никого.

Я помахала рукой перед собой и стукнулась обо что-то ладонью. Кошка взвыла и нырнула под диван.

Расширившимися глазами глядя в пустоту перед собой, я сделала осторожный шаг назад. Потом снова протянула руку, краем глаза видя, как ее трясет.

Пальцы медленно продвигались вперед в поисках неожиданной преграды, пока не уперлись в стену.

— Что за черт. — зачарованно пробормотала я и снова махнула ладонью из стороны с сторону.

Комната поехала, я прокрутилась, как в танце, и влетела спиной в стену. Затылок заныл от удара, пол поехал куда-то вниз, я лихорадочно замолотила ногами, пытаясь достать до него.

— Зря. — тихий шепот прямо в ухо, я чувствую дыхание на щеке. — Зря ты ему веришь.

Я скашиваю глаза вниз, но никого, ничего!.. вдохнув поглубже, я закрываю глаза и начинаю визжать.

Ладонь запечатывает мне рот раньше, чем хоть один звук покидает его. Теперь это осязаемые, жесткие пальцы, я открываю глаза и сразу проваливаюсь в темный, затягивающий и пугающий взгляд.

— Мне придется разбираться с этим. — едва слышно шепчет мужчина, колючая от щетины щека царапает мне скулу. — Не хочется, но придется.

Я пытаюсь его пнуть, попадаю раз, другой; нога ноет, как от удара о стену. Мужчина неожиданно хохочет и выпускает меня, роняя на пол. Я забиваюсь в угол, поджимаю ноги.

Он садится на корточки возле меня, захватывает пальцами подбородок, заставляя поднять глаза. Теперь я узнаю, я видела его.

Не зря я тогда испугалась, бьется в висках.

— Хотелось бы знать, сколько лишнего тебе уже выболтали. — заглядывая мне в глаза, негромко спрашивает темноглазый мужчина. Равнодушный, усталый взгляд настолько тяжело выносить, что я хаотично скольжу по его лицу, глядя то в переносицу, то на лоб.

— Я не знаю, я ничего не знаю, честное слово. — бормочу я, выворачивая голову и пытаясь вырваться из жестких пальцев. В ответ он усмехается и перехватывает шею, больно впиваясь в кожу.

— Совсем ничего? — вкрадчиво уточняет он, наклоняясь еще ближе. Волю парализует, я проваливаюсь в пульсирующую тьму радужки, пытаюсь шевельнуть губами, но не могу.

Он смеется, притягивает меня ближе за волосы, целует в висок, оставляя полосу расцарапанной кожи, и отпускает так резко, что я откидываюсь, заваливаясь ниже. В глазах туман от слез.

Сморгнув слезы, понимаю, что в комнате больше никого нет. Кошка выглядывает из-под дивана и с независимым видом принимается умываться.

Я

больше не могу ни думать, ни анализировать, ни беспокоиться, что меня услышат — утыкаюсь носом в коленки и кричу, пока голос не срывается на сиплый шепот.

Глава 17

Глава 17.

В дверь трезвонят так лихорадочно, как будто в доме пожар. Еще и добавляют пинками, кажется? Замок звякает.

Ага, я же кричала, вяло думаю я. Оцарапанный висок приятно холодит линолеум, и вообще на полу уже почти уютно.

Или я сошла-таки с ума, или в моей жизни появилось что-то сверхъестественное. Хотя, чего я хотела, за все хорошее следует расплата. Видимо, мне и правда выдали сверху кредит доверия, а я потратила его на всякие глупости, и теперь за мной пришли. Разве у кого-то можно просить защиты от невидимых людей, проникающих в твой дом?

Глухие удары сменились тихим царапаньем. Ужасно хотелось пить, но сил не было даже пальцем шевельнуть. Ватная апатия упала сверху и погребла меня под собой, как толстое ватное одеяло, разделив меня и все окружающее пространство.

Как забавно выглядят ноги с этого ракурса. Вот как нас кошки видят…

— Не надо меня трясти. — недовольно говорю я. Пытаюсь говорить — голос похож на едва слышный хруст и шорох смятой бумаги. Крепко зажмурившись, я вяло трясу головой. Болтанка прекращается.

Фокусируюсь на лице передо мной, но все ускользает, как будто сознание, совершенно нормальное сознание заперто внутри неисправного тела, которое шипит, едва слышит и почти не может двигаться. Да что там двигаться — глаза в одну кучу собрать и то удается далеко не сразу.

Я снова в воздухе, ноги болтаются. Пугаюсь до дрожи, вцепляюсь в плечи, как клещ.

Отпускает так резко, как будто ничего и не было; я сижу, окруженная как будто со всех сторон, в кольце рук, и даже вроде бы на коленях, и будет большим враньем сказать, что мне это не нравилось. Я отодвинулась, оглядываясь.

Пашина квартира теперь выглядит самым лучшим местом на земле. Как минимум потому, что тут я не одна.

— Ты закрыл дверь? — сиплю я и тут же машу рукой. Какая разница, все равно туда может зайти любой желающий, влезть через окно, просочиться сквозь стены. Никакого протеста эта идея не вызывает.

— Кто это был? Что говорил? — голос у Паши ненамного лучше моего. Он прячет лицо, ловко уворачиваясь от моих взглядов, то утыкаясь мне в макушку, то проходясь губами по саднящей дорожке к виску.

Я собираю мысли в ряд и честно отвечаю:

— Тот мужик, с которым ты разговаривал. С черными глазами. Спрашивал, что я знаю. Кто это — надо у тебя спросить.

В голове щелкнуло. Я отстранилась еще чуть дальше, и, нахмурившись, сжала Пашино лицо обеими руками, вынуждая смотреть на меня.