В Чукотском море

Леонтьев Владилен Вячеславович

Рилютегин остановился, снял с плеч охотничьи снасти, вынул из чехла винтовку и распустил длинный ремень акына, привязав деревяшку к лямкам на спине.

«Теперь у меня есть «глаза» и сзади».

Длинный ремень, извиваясь, волочился за охотником. Тяжелая добыча давала себя знать. От пота намокла нижняя кухлянка, волосы, брови и реденькие усики покрылись инеем. Охотник не ощущал обжигающего морозного ветра. Мучила жажда. Усталыми шагами Рилютегин упорно брел вперед. До стойбища было уже недалеко. Неожиданно охотник почувствовал сначала слабый рывок, а затем кто-то сильно дернул его за ремень акына.

«Умка!» — мелькнуло в голове.

Долго бродил умка

по льду, но как назло ничего ему не попадалось. Пробовал поймать песца, но тот, ловко петляя в торосах, уходил от него. После этого его спутники песцы стали держаться подальше. Их тоже мучил голод, и они страстно желали, чтобы медведю что-нибудь попалось. Тогда он станет добрее, и песцам кое-что перепадет.

Была уже ночь. Умка бесшумно, как тень, взобрался на торос и стал водить носом против ветра. Долго стоял умка, подняв голову и мотая ею из стороны в сторону. Вдруг его черный нос застыл без движения, ноздри широко раздулись: он уловил, запах свежей нерпичьей крови и еще чего-то незнакомого. Запах щекотал нос, возбуждал аппетит.

Спустился умка с тороса и пошел против ветра на запах. Нос его уже не вертелся из стороны в сторону, он вел медведя, как стрелка компаса. Неожиданно путь преградило узкое разводье. Запах слышался с той стороны. Не хотелось купаться умке, обошел он разводье кругом и побрел у самой воды по другой стороне, стараясь снова поймать аппетитный запах. На этот раз он держал свой нос низко, почти касаясь снега. Вдруг нос уткнулся в свежий кровавый след, который черной полосой выходил из воды и вел в сторону от разводья. Медведь с жадностью стал грызть кровавый снег, но это только раздразнило его, и он, легко труся, побежал по следу. Недалеко от разводья он обнаружил в снегу три небольшие ямки. Это охотник закапывал туши нерп в рыхлый снег, чтобы их не прихватило морозом. Здесь сходилось еще два кровавых следа, которые дальше объединились в одну дорожку.

Умка, хватая на ходу куски снега с кровью, быстро пошел по следу. След оборвался у широкой полосы воды. Умка плюхнулся в воду и поплыл. Но на припае следов не оказалось: ветром лед отнесло. Инстинктивно умка двинулся против течения по краю припая. Вот и след. Медведь направился в сторону берега. Ветер дул сбоку. Нос умки уже больше не отрывался от снега. След петлял среди торосов, изредка пробегал по ровному месту. Теперь умку уже ничто не могло сбить со следа. Он бесшумно мчался вперед. Вдруг нос коснулся незнакомого длинного предмета, в котором вместе с новыми запахами слышался слабый запах лахтака. Предмет неприятно проскользнул под передней лапой. Умка схватил конец ремня зубами и хотел разорвать в клочья, но впереди послышался шум, и он легко, едва касаясь лапами торосов, ринулся вперед. Он увидел темный контур какого-то «животного», еще ниже опустил голову и приготовился к прыжку. Вдруг что-то яркое ослепило его, больно обожгло шею и грудь, и он свалился на том месте, где только что стояло неизвестное существо. Рилютегин вовремя успел отскочить в сторону…

Оленеводы-кочевники тоже пользуются таким приемом защиты от неожиданного нападения зверя, распуская по следу аркан-чаут.

Гибель лахтака

Была поздняя осень. Сильным штормом весь лед в море вздыбило и прижало к берегу. Крупные льдины терлись друг о друга, дробились. Вся эта ледяная масса становилась толще и с каждым днем все плотнее прижималась к берегу, В море подымались гигантские валы с большими белыми гребешками на верхушках.

Сильные порывы ветра подхватывали пенящиеся волны И несли миллиарды брызг, как будто ветер хотел перемешать и разнести по свету воды океана.

Все живое старалось скрыться подо льдом, в глубокий бухтах, за мысом с подветренной стороны

или уходило в море на большую глубину.

Уходил от непогоды и молодой лахтак. Еще в начале шторма он искал убежища подо, льдом у берега. Но шторм усиливался, ветер крепчал, льдины поднимались на волнах, с шумом опускались вниз, стукались о морское дно, крошились.

Подо льдом стало опасно. Того и гляди придавит днищем какой-нибудь льдины. Некуда лахтаку деваться, негде искать убежища, а в море еще хуже. До самого дна взбунтовалось море. Выныривать стало труднее, сходящиеся на волнах льдины грозили придавить. Пробился кое-как лахтак сквозь плотную шугу, да так и остался на поверхности, где было все же спокойнее.

Отдыхает, сил набирается. Осень. Лахтаку не время отдыхать на льду, да необходимость заставила. Колышет его льдина на волнах. Морозом шерсть прихватило, шкура покрылась тонким налетом льда. Опять плохо: холодна Пополз неуклюже лахтак по льду, трещину ищет, но все плотно забито льдом. Пытался сквозь шугу в воду пробиться, да она крепкой коркой покрылась. Все ласты изодрал до крови, когти сорвал, крепкую шкуру об лед изранил, обессилел.

Еле ползет лахтак по шуге, а за ним кровавый след тянется. Мороз крепчает. Так и замерз уставший и израненный лахтак.

Стих шторм. Лед примерз к берегу. Вышли охотники в море. Много трупов морских животных погибло, вмерзнув в лед. Тут были и лахтаки, и нерпы, и даже молодой морж.

Жестока природа Севера, не щадит слабого.

Чевальгин

Богато Чукотское море птицами. И каждая живет по-своему. Почти все осенью улетают в теплые края, а весной, когда еще у берега стоит лед, возвращаются обратно, оглашая прибрежные скалы радостными криками.

Но однажды мне удалось встретить интересную птицу, и не летом, а зимой, когда море было сплошь закрыто льдами. Чукчи называют ее чевальгин — полярный чистик.

Стояли сильные морозы. Ветра не было. Над разводьями поднимался густой пар. Я сидел у кромки и караулил нерпу, щелкая зубами от холода. Вдруг совсем рядом раздался писк;

— Пи-пи-пиить! Пи-пи-пиить!

«Что же это может быть?» — подумал я и вдруг увидел недалеко в разводье маленькую серенькую птичку с острым клювиком, тонкой шейкой. Кончики крылышек у «ее были черные. Птичка весело выплывала на середину разводья, подергивая головкой. Но вот, взмахнув крылышками, она скрылась в воде и вынырнула в противоположном конце разводья. В клювике она что-то держала: то ли креветку, то ли рыбешку. Странно было видеть в безмолвной ледяной пустыне это веселое существо.

Вернувшись домой, я спросил у старого Рычыпа:

— Рычып, что это за птичка плавает в разводьях и не боится мороза?.

— А, это чевальгин торбаз дожидается. Ты видел летом черную небольшую птичку с белыми пятнами по бокам, красным острым клювиком и красными лапками? Это ее птенец.

Богато Чукотское море птицами.

Птенцы чевальгина не улетают на юг. Первую зиму они проводят в море и только на второй год вместе со всеми трогаются в путь. Зимой птенцы плавают в разводьях и трещинах, питаются креветками и мелкими рачками. А когда пег разводий, трещин, держатся в лунках нерпы, пробивая тонкий лед острым клювом. Нерпа птицу не обижает. Чевальгин очень хорошо ныряет и долго может быть под водой. А ночует она подо льдом. Во льду, под водой есть хорошие воздушные убежища, особенно там, где много торосов. Птице в таком убежище не страшна ни пурга, ни мороз.