В Чукотском море
Шрифт:
— Ок, како! — выругался; молодой охотник. — Опять ничего не вышло!
Треск ломающегося льда спугнул нерпу. Мелькнув задними ластами, она бултыхнулась в лунку.
Холодная вода забралась в рукава, кухлянка на животе стала мокрой. Тынетегин встал.
Оказывается, не так просто убить нерпу на льду. Сколько ни пытался Тынетегин подкрасться к греющимся на солнце животным, ничего не выходило. Спугивал нерпу то треск льда, то неосторожный шорох, а иногда и неловко шевельнувшаяся фигура охотника. Расстроенный и промокший, уселся Тынетегин на торосе.
Была весна. С гор хлынули потоки воды. На прибрежном морском льду образовались
Над морем, залетая на припай, плавно парили белоснежные чайки. Они казались особенно белыми, чистыми, как будто где-то там, в теплых странах, специально обмылись перед возвращением на родину. На освободившихся от снега скалах копошились первые кайры и полярные чистики, устраивая свои гнезда. Порою они отвесно срывались вниз, над самым льдом выравнивались и, посвистывая крылышками, летели в море на кормежку. На скалах и плавучих льдинах дудели долговязые, длинношеие бакланы. У кромки припая извивающейся цепочкой тянулись на север нарядные стаи гаг.
Оторвавшиеся от кромки припая большие льдины уносило в море.
«Пойду-ка лучше искать разводья», — решил Тынетегин.
Но опять не повезло ему.
Вот уже третья убитая нерпа скрывалась в воде, оставив на поверхности красное жирное пятно. Он даже не успевал взмахнуть акыном.
«Наверно, худыми стали.
Жира мало, потому и тонут».
Недовольный и злой Тынетегин медленно подымался к стойбищу, расположенному на склоне горы. У входа в ярангу сидел старый Тынеекет и в бинокль наблюдал за морем.
— Ымто? Ну как? — бросил он сыну.
— Плохо. Тонет нерпа, — устало ответил Тынетегин, снимая с себя снаряжение.
Тынеекет сделал вид, что ему безразлично, но в душе росла обида на сына: «Нерпу добыть не может. Охотник тоже…».
Хозяйка внесла в чоттагин — холодную часть яранги — столик на коротких ножках и расставила на нем чашки.
— Надо еду в дом нести, — упрекнул сына Тынеекет.
Пили чай молча, вприкуску, прихлебывая из блюдцев. Тынетегин чувствовал, что отец сердит на него. Вдруг старик резко отодвинул чашку и сказал;
— Собирайся!.. Пошли!..
— Куда?
— Туда, где ты охотился, — грубо ответил Тынеекет и стал вытаскивать из-под крыши яранги длинный шест. — Возьми на всякий случай железный акын.
Отец с сыном молча брели по льду. Тынеекет нес тонкий длинный шест с большим железным крючком на конце. Наступила белая ночь, большое красное солнце висело над краем моря, бросая длинные тени на сопки, холмы, торосы. Лужицы на льду стали покрываться тонким ледком.
Вот и разводье, где охотился Тынетегин. Ветра не было. По краям разводья намерзал тонкий ледок. Тынеекет с шестом в руке не спеша шел по краю разводья, пробуя прочность льда палкой с железным наконечником. Тынетегин следовал за ним и никак не мог понять, что собирается делать отец.
— Смотри! — сказал старик.
Недалеко от кромки вода, окрашенная
— Видишь, на воде всегда остается след, надо только все замечать и запоминать, — поучал старик сына, внимательно разглядывая нерпу. В голове там, где зияла рваная рана от винтовочной пули, копошилась куча морских креветок. Попав на воздух, они извивались, прыгали и падали на лед.
— Еще день — и от твоей нерпы остались бы шкура и голые кости. Видишь, как они быстро объедают мясо. Мне рассказывали, что этими креветками питается и кит — йитив. Опустится на дно у берега, высунет язык, а язык у него что чоттагин в нашей яранге, и ждет, когда его креветки облепят. Как наберется их много, кит втягивает язык.
— А сам-то ты видел? — спросил Тынетегин.
— Как кит креветок собирает, не видел, а вот когда на дно ложится, это наблюдать приходилось, — ответил старик.
Дальше Тынетегин пошел один. Он обнаружил и вторую нерпу. Поиски третьей оказались безуспешными; она, видимо, действительно оказалась тощей и ушла на дно или раненая заплыла под лед.
— Почему же так получается? — недоуменно спросил Тынетегин.
— Посмотри кругом, — объяснил старик. Сколько на горах, в тундре лежит снегу?
— Много, — все еще не понимая, ответил Тынетегин.
— А куда бежит вода, когда тает снег?
— В море.
— Вот то-то. В море… Вся эта пресная вода скапливается на льду у берегов, потом уходит под лед. Пресная вода смешивается с морской не сразу. Нерпа тонет только в пресной воде И задерживается, когда достигает слоя морской воды. А здесь, где ты охотился, небольшая бухточка, течения нет, вода стоит, потому-то и остались твои нерпы на месте.
Тынеекет присел на льдину, достал медную трубочку с длинным мундштуком, выбил ее о подошву торбаза, закурил и задумался. Вспомнилась молодость. Он тоже не сразу стал хорошим охотником. Обида на сына прошла.
Кто хитрее?
Многие считают нерпу глупым животным. Нерпа любопытна, но не глупа. Да и любопытной она бывает только тогда, когда нет опасности. Чтобы нерпу добыть, надо иметь смекалку…
Наступила весна. Снег стаял, на льду скопилась вода, которая еще не нашла выхода в море. Но вода свое дело знает, она упорно ищет трещинки и лунки, размывает их и уходит вглубь. На ровных ледяных полях так же, как и в тундре, образуются ручейки. Они с журчанием тянутся к промоинам. Через такие промоины весной выбирается нерпа на лед понежиться.
Вынырнет из промоины, приподнимется повыше, повертит головой в разные стороны, посмотрит внимательно кругом и снова скроется в морской глубине. Так она делает несколько раз, пока не убедится, что опасности нет, что все льдинки и торосы на своих местах. Потом выберется на лед, уляжется поудобнее головой к промоине и сладко задремлет. Вот и шкурка ее уже обсохла, стала пушистой и мягкой. Лежит нерпа на солнышке, дремлет, изредка приподнимет лениво сонную голову, посмотрит по сторонам и снова опустит. Надоест лежать на брюхе — повернется на бок, надоест на боку — повернется на спинку. Со всех сторон обогреется на солнышке да еще почешется в свое удовольствие задними ластами.