В чужой стране
Шрифт:
Этот маленький худощавый валлонец с курчавой и черной, как у негра, шевелюрой обладал поразительной энергией и смелостью. Постоянно находясь под контролем немецкого санитара, в окружении медицинского персонала, он в короткое время установил связь со многими русскими и всем им помогал. Но Фаллес никогда не раскрывал своих связей, ни одному из русских он не говорил о контакте с другими военнопленными.
Меницкий считал, что ему первому удалось близко сойтись с Фаллесом. Он держался осторожно, старался получить от доктора помощь так, чтобы тот не догадался о его работе, целях. Но Фаллеса, опытного подпольщика,
Но в то время, когда Меницкий решил говорить с Фаллесом о продовольственной помощи больным, он ничего этого не знал.
Зайдя в кабинет Фаллеса с группой больных, Меницкий присел у стола врача. В кабинете были оба фельдшера — Жан и Жак.
— Как жизнь, как настроение? — спросил по-немецки Фаллес, оглядывая больных.
— Наша армия наступает, значит, настроение у нас неплохое, — ответил по-французски Меницкий. — Вы слушали сегодня радио? Какие сообщения с фронтов?
— Вы так успешно изучаете французский, что каждый раз заставляете меня удивляться, — сказал Фаллес, с уважением посмотрев на Меницкого.
— Я его немного знал, доктор.
— Теперь мы можем беседовать свободно. Французский они не знают!
Осмотрев больных и отправив их с фельдшером в перевязочную, Фаллес спросил Меницкого:
— Как у вас дела в лазарете?
— Очень плохо, доктор. Больные страдают от голода. Я все сделал, что мог, но наши возможности так ничтожны! Товарищи, работающие в забоях, отдают больным последнее. Сами голодные, и отдают.
— Русские люди… — задумчиво проговорил Фаллес. — Мы их совсем не знали, русских людей…
В кабинет входит врач Декстерс — высокий розовощекий блондин. Фаллес встает, отводит своего друга от двери, говорит быстро и требовательно:
— Ваш Красный крест обязан помочь русским! Если не разрешат немцы, — передадим продукты через своих людей, шахтеров. Декстерс, это надо сделать!
— Да, это надо сделать, Фаллес! — согласно кивает головой Декстерс и подходит к Меницкому. — Мы поможем больным. Средства у нас есть. Поможем! — Против обыкновения Декстерс взволнован. Должно быть, ему неловко, что сам он, руководитель местного отделения Красного креста, не догадался о помощи больным военнопленным.
Приняв Меницкого в подпольную организацию, руководящий центр возложил на него связь с Фаллесом и Декстерсом, а через них с руководителями Белой бригады.
Через
— Доктор, надо помочь двум нашим товарищам бежать из лагеря.
— Вот это дело, Меницкий! — Фаллес весело, с хитрой улыбкой посмотрел на переводчика. — Что я должен сделать?
— К вам домой придет рабочий, бельгиец. Вы дадите два гражданских костюма.
— Можете быть уверены!
Через день Фаллес сообщил Меницкому:
— Все в порядке… — Помолчав, Фаллес взял Меницкого за руку, проговорил с волнением — Это очень хорошо, что мы вместе. Вместе в такой борьбе…
Пора! Пора!
Гитлеровцы пригоняли на шахту все новые и новые партии пленных, но положение не изменялось. К весне 1943 года на шахте Айсден суточная добыча угля упала до двух тысяч тонн. А раньше, до прибытия русских, из Айсдена каждый день отгружалось в Германию по пять-шесть тысяч тонн.
Гитлеровцы усилили репрессии. Лагерная тюрьма была забита, две партии пленных отправили в лагеря смерти — Дахау и Бухенвальд. Ежедневно сотни людей лишались пищи. Лагерь ответил на эти репрессии новыми диверсиями, массовым саботажем. Все чаще стали появляться листовки, газета «Известия».
… Поезд с грохотом катится по штреку. Машинисты электровозов, молодые бельгийские парни, любят ездить с «ветерком». В последней вагонетке едут четверо — Шукшин, Зуев, Трефилов, Маринов. Как только поезд подходит к крутому изгибу, Зуев вынимает из-за пазухи тонкую пачку листовок, опускает руку вниз, за вагонетку. Ветер взвихривает маленькие листочки, они далеко разлетаются по штреку.
Через пять-шесть минут опять крутой поворот, и снова бумажки белыми лепестками садятся на черную, обильно усыпанную углем землю.
Листовки перед самым спуском в забой Шукшину сунул Стефан Видзинский. В них всего четыре строчки, но каждое слово звучит набатом. «Товарищ! Друг! Брат! Красная Армия наступает, час освобождения близок. Будь стоек до конца, как сталинградцы. Помни: каждая тонна добытого тобою угля — удар по матери-Родине. Ни грамма угля врагу! Смерть фашизму! Да здравствует наша победа!»
Около девятого забоя поезд останавливается. Шукшин с трудом вылезает из вагонетки, идет последним. Он сильно ослаб.
Около входа в забой стоит Тюрморезов, подбивает камнем каблук башмака. Шукшин подходит к нему.
— Стефан передал? — шепотом спрашивает Тюрморезов.
— Все сделано.
— Вечером в окопе за вторым бараком. Дубровский предупредит.
— Ясно! — Шукшин порывисто пожимает руку Тюрморезова и скрывается в черной дыре забоя.
Тюрморезов, приколотив каблук, идет в свой, седьмой, забой. По дороге его догоняет мастер Альберт Перен.
— Это ты, Мишель? Здравствуй, старина!
Альберт молод, но уже десять лет проработал под землей и считается в шахте лучшим мастером. Годы тяжелой подземной работы не согнули этого человека, как многих его товарищей. Он всегда бодр, оживлен, под большим, низко нависшим лбом весело, задорно светятся маленькие глаза, чистые и ясные, как капельки родниковой воды. С русскими, особенно с Тюрморезовым, у Альберта большая дружба. Мастер действует заодно с пленными, помогает выводить из строя механизмы, инструмент.