В дебрях Атласа
Шрифт:
Однако, куря, оба ни на минуту не выпускали из виду двенадцать спаги, продолжавших ехать по равнине то рысью, то галопом, часто въезжая в воду, чтобы испытать ее глубину.
Солнце показалось над восточными вершинами Атласа и залило равнину вечным потоком своих лучей, быстро выпивавших озерки, образовавшиеся после ночного потопа, продолжавшегося несколько часов.
Легкий туман поднимался, причудливо колышась при дуновении ветерка и придавая странные оттенки зеленому цвету скудной растительности. Только высокие пальмы красовались
Спаги, по-видимому, — по крайней мере, в эту минуту, — не намеревались обыскивать холмы. Они продолжали искать дорогу через воду.
Оба легионера и мавр скрылись в вереске, хотя и не было опасности, что их могут открыть, но продолжали курить.
Восклицание Хасси заставило вздрогнуть двух европейцев.
— Белоглазый!…
— Что такое? — спросил граф.
— Он ведет отряд.
— Гром и молния! — воскликнул тосканец. — Теперь понимаю. Это каналья Бассо, вице-палач бледа, ближайший друг Штейнера! Ах он, проклятый! Ну, задаст он нам работу.
— Бассо! — проговорил граф, стиснув зубы.
— Спаги, приезжавший звать Афзу, — добавил мавр.
— С удовольствием уложил бы его на месте, — мрачно заявил мадьяр.
— На равнине трудно устроить засаду, — сказал Хасси аль-Биак. — У подножия же Атласа нетрудно пустить пулю из чащи, не подвергаясь слишком большому риску. Если хочешь, сын мой, я возьму на себя этого белоглазого спаги, я ненавижу его не меньше тебя.
— Нет, я справлюсь с ним сам.
— Если в него не попадет прежде моя пуля, — сказал тосканец. — Ты знаешь, граф, что я меткий стрелок. Если б представился случай, мог бы разбить трубку папаши Хасси.
Между тем все двенадцать спаги на белых лошадях арабской породы продолжали скакать вдоль разлившейся воды, временами пробуя ее глубину.
Их, по-видимому, страшно сердило, что они не находили прохода, и они немилосердно пришпоривали своих коней, будто бедные животные были в чем-нибудь виноваты.
— Не будь тут вас, я бы показал им, — начал тосканец, у которого руки чесались.
— Сделал бы какую-нибудь глупость, опасную для всех, — сказал граф. — Знаю я тебя и знаю, на какие штуки ты способен.
— Я бы незаметно пробрался в ущелье и подстрелил этого проклятого белоглазого, — заявил тосканец.
— А другие увидали бы тебя и не стали бы долго церемониться. И тебе бы крышка, и нам не было бы никакой пользы.
— И ты выдал бы, кроме того, наше убежище, — добавил мавр.
— Оттого-то я и сдерживаюсь, хотя в своем выстреле я не сомневаюсь.
— Пусть себе скачет теперь, — сказал граф. — Скоро, дружище, представится случай выбить у него и второй глаз.
— Буду ждать этого случая терпеливо, клянусь выбитым дном кадушки! Придет день, когда Бассо уж ничего не увидит и перестанет мучить дисциплинарных в бледе.
Спаги доехали до подножия возвышенности, о которую вода, гонимая ветром, разбивалась с шумом,
— Точно артиллеристы, — сказал тосканец. — Никогда мне не приходилось слышать, чтобы спаги так ругались.
Граф и даже мавр не могли удержаться от смеха.
— Ты умрешь с шуткой на языке, — сказал мадьяр.
— И будешь говорить до последней минуты, — добавил мавр.
— Как и подобает адвокату, — сказал тосканец, тоже смеясь. Спаги, подъехав к холмам, заставили лошадей, вонзая шпоры им в бока, войти в илистую воду; теперь они снова вернулись и собрались в кучку, советуясь, что предпринять дальше.
— Военный совет, — заметил Энрике. — Увидим, какой стратегический план придумает башка Бассо.
— Не желал бы я, чтоб они решились взобраться на эти холмы, — сказал граф, которым внезапно овладело беспокойство.
— Убежище надежное, — успокаивал его мавр. — Не бойся ни за нас, ни за Афзу. Если они заподозрят что-нибудь, мы с Ару постараемся испугать их лошадей.
— Каким образом?
— Погоди, сын мой, спаги здесь еще нет.
— У тебя есть план?
— Конечно.
— Ну, скажи…
— Мы загоним их лошадей, чтоб удалить от нас.
— Кто это сделает?
— Ару, которого не знают в бледе и которого мы превратим в заправского туарега. — А пока взглянем, что делают наши спаги.
Всадники продолжали советоваться, покуривая сигаретки. Но затем вдруг, вонзив шпоры в бока лошадей, они поехали рысью, тесной кучкой, по-видимому, решив объехать возвышенность.
— Что, если им удастся доехать до нас? — спросил Энрике.
— Нет, это им не удастся Вода покрыла всю южную равнину, — ответил Хасси аль-Биак. — Хорошо, если бы они нашли проход, таким образом они удалились бы от нас.
— Тогда они бы вернулись
— Да, я ожидаю их посещения в скором будущем: они не замедлят убедиться, что мы также не могли поехать по равнине, и направятся разыскивать нас здесь. Вернемся в ущелье. Будет лучше, если Ару воспользуется положением, спустится на равнину и заставит гнаться за собой. Хотя лошади и арабские, но они ни по быстроте, ни по выносливости не сравнятся с нашими махари.
— Я останусь караулить; и если они решатся подняться, открою огонь против Бассо, — сказал тосканец. — Не умру я спокойно, пока не добуду шкуры этого людоеда.
— Только, пожалуйста, не стреляй, — сказал граф. — Будь осторожен, Энрике, тут дело идет о жизни всех.
— В таком случае ограничусь наблюдением.
— Мы только об этом и просим тебя.
В то время как тосканец, снова закурив оставленную было сигаретку, скрылся в кустах, граф и мавр спустились в лощину.
Афза крепко спала, полузакрывшись великолепным рабатским ковром, протканным золотом и шелком, а Ару собирал более или менее сухие травы, чтобы дать поесть верблюдам.
Мавр подозвал его свистом.