В дни поражений и побед
Шрифт:
Широкий простор открывался перед его глазами. Дымилась слегка обесснеженная земля, синел убегающий горизонт, и далеко в стороне темнели какие-то не то деревни, не то станицы.
"Весна!... хорошо-то как!" - вот первая мысль Сергея. И он улыбнулся, довольный.
Высоко, высоко по небу плыла стая журавлей и таяла на его глазах в ласковой утренней синеве.
По сыроватой, черной дороге продвигалась кучка всадников и остановилась у шлагбаума, пропуская поезд. Инстинктивно Сергей хотел было податься назад, но рассмеялся и, высунув голову, с любопытством окинул взглядом забрызганные
Промелькнул вскоре семафор, и Сергей захлопнул окошко.
Днем состав не трогали, и Сергей решил уже, что это его конечная станция, но к вечеру сильным толчком ударил по вагонам прицепившийся паровоз.
Мучили Сергея голод и жажда, но до ночи приходилось терпеть. Да и что будет ночью?
Карабинки у него теперь не было. Она отлетела далеко в сторону, когда он ударился об рельс. Но наган был при нем, и Сергей не без удовольствия попробовал правым локтем твердый кобур.
"Это надежный товарищ, с ним-то мы ни за что не расстанемся".
И добавил мысленно:
"Он у меня без осечки, на все случаи!"
Часов около одиннадцати колеса застучали по бессчисленным стрелкам, вагоны бросало из стороны в сторону. Замелькали огни, и зашипели паровозы.
"Екатеринодар!
– понял Сергей.
– Наконец-то!"
Вскоре эшелон остановился, но, судя по тишине, которая водворилась вокруг, где-то далеко от главных путей и позади других составов.
Прошло около часа.
– "Пора!
– подумал он.
– Медлить нечего".
Осторожно спустил окошко, чтоб не хлопнуло, высунул ноги вперед, повис на руках и, легко соскочив, остановился.
"Куда итти? А! все равно, подальше только отсюда".
И он осторожно зашагал в сторону. Шел минут двадцать, потом вдруг остановился. Впереди него, из-под железнодорожного забора, вынырнула какая-то тень и скрылась в темноте, потом он услыхал легкий свист. Сергей отошел в сторону и расстегнул кобуру. Прошла минута... другая, - ничего. Тихонько пошел дальше и опять остановился. Откуда-то издалека доносился протяжный отчаянный крик... еще... еще...
– снова смолкло все. Вдруг, через некоторое время, уже с другого конца города раздался выстрел, другой, и сразу, перекатываясь эхом посреди ночи, одновременно загрохотали десятки - точно били пачками.
"Что это такое?.. Что это все значит?" - подумал Сергей, изумленный и совершенно сбитый с толку столь странной встречей.
Выстрелы сразу оборвались, и мертвая тишина показалась еще резче и загадочнее.
Сергей шагнул в темноте раз, другой, наткнулся на какую-то решетку и отступил даже назад от изумления. Внизу, черноватым отблеском отсвечивало море, и волны плескались о каменную набережную.
..."Новороссийск!
– догадался он.
– Вот что!"
VII.
Ночь была глухая и темная, несколько случайных мокрых снежинок опустилось Сергею на разгоряченное лицо. С моря дунул теплый ветер.
Сергей забился за какими-то ящиками и досками, нагроможденными возле железнодорожного забора.
"Куда я сейчас к чорту пойду?
– думал он.
– Должно быть, у них тут военное или осадное положение. Попадешься как-раз. Да и не видать ничего, куда же итти,
Позади его стоял не то завод, не то какое-то станционное сооружение. Вокруг него было все завалено разной поломанной дребеденью. Здесь, запрятавшись укромно, закрывшись какими-то известковыми рогожами, продремал Сергей до самого утра.
"Ну!
– подумал он, поднимаясь.
– Теперь надо решать, что делать? Прежде всего, долой с папахи звезду. Потом документы.
– Он вынул целую кипу из полевой сумки.
– Порвать надо!
– Но рвать все было жалко, особенно партбилет и украшенное яркой пятиконечной звездой выпускное свидетельство краскома. Он остановился в нерешительности.
– Нет... жалко! Попробую лучше спрятать. Но куда?" Через несколько минут нашел и место. Один из толстых столбов забора был пробит насквозь. Сергей свернул трубочкой оба документа, засунул их туда, и отверстие заложил кусочком сухого цемента. "Ну, а остальные? Остальные можно побросать".
– И он быстро перебрал их напоследок руками. Сводки, карты, полевая книжка, еще какие-то завалявшиеся бумаги. Он только что хотел порвать их, как взгляд его остановился на маленьком голубом конверте.
– Это что?
– Сел опять на бочку и вынул чистенькие, плотные листки.
Все теми же крепкими духами пахнуло на него. Он перечитал с начала до конца и улыбнулся, что-то сообразив.
– Ерунда!
– недоверчиво ответил он себе. Но сейчас же нахмурил лоб, над чем-то усиленно раздумывая.
"Письмо передано с нашим хорошим....", - думал он.
– А что если попробовать?
"Жрать хочется, как собаке" - думал Сергей, очутившись в центре города.
От дверей всевозможных шашлычных кабачков и подвальчиков несло запахом съестного. Ноздри Сергея шевелились.
Повсюду сновали офицеры с крестами и без крестов, с повязками и без повязок. Солдат было мало вовсе. Изящные сестры с красными крестами выглядывали из проносившихся мимо экипажей. Проезжали кавалеристы.
– Помогите несчастному солдату, принявшему муки за родину от большевистской чрезвычайки...
– услышал Сергей позади себя голос.
– ...Усечены все пять пальцев на руке, безжалостно гнусным способом. Помогите во имя патриотизма.
Обернувшись, Сергей увидел какого-то весьма подозрительного субъекта, протягивающего к нему руку. "Новый способ выпрашиванья", - подумал он. Но помочь "во имя патриотизма" не мог, да и не имел ни малейшего желания.
Наконец, он нашел толкучку, шумную и крикливую, где продавалась разная разность и больше всего обмундирование, английские плащи, ботинки, все вплоть до разворованных казенных седел и вещевых мешков.
– Беру франки и доллары!
– подскочил к нему некто в сером.
– Имеете, господин?
– Купите часы, - отвечал Сергей.
– Часы? Кажите. Эти? Сколько?
– Тысячу рублей.
– Пятьсот желаете?
– Давай пятьсот, - усмехнулся Сергей.
С деньгами в руках он зашел в первый попавшийся кабачок. На пороге же его оглушил чей-то пьяный басистый голос, оравший: Давай национально Российский марш... Сукин сын, большевистская твоя башка...