В доме Шиллинга
Шрифт:
— Онъ не кралъ и не обманывалъ, этотъ славный Адамъ, — рзко и сурово прервалъ ея болтовню баронъ Шиллингъ и озабоченно посмотрлъ на молодую двушку у буфета, въ рукахъ которой при этихъ словахъ зазвенла посуда. Она поблднла, и глаза ея гнвно устремились на молодую женщину, лежавшую на кушетк.
Баронъ Шиллингъ сдлалъ ей знакъ провести нагруженную горничную въ сосднюю комнату, и когда она, съ опущенными рсницами проходила мимо него, онъ, какъ бы утшая, погладилъ ее по голов.
— He правда ли, Анхенъ, мы это лучше знаемъ? — сказалъ онъ мягкимъ полнымъ участья голосомъ.
Люсиль вскочила.
— Какъ — Анхенъ, говорите вы? Эта высокая красивая двушка то самое маленькое босоногое существо, которое тогда…
Баронъ быстро приблизился къ ней.
— Сударыня,
— Ахъ да, я ужъ знаю урокъ, — прервала она его съ утомленнымъ видомъ. — Я познакомилась съ вами и съ вашей женой въ Париж и пріхала сюда отдохнуть и укрпить нервы въ здоровомъ нмецкомъ воздух и такъ дале, — чрезвычайно скучную роль дали вы мн.
Сначала она посмотрла на него широко раскрытыми глазами, — ее раздосадовало также энергическое замчаніе со стороны мужчины ей, «всми обожаемой сильфид», но потомъ она откинулась на спинку дивана и сложила руки надъ головой.
— Знаете, что я вамъ скажу, баронъ Шиллингъ!.. Еслибы въ продолженіе нсколькихъ лтъ меня не грызла тоска по Европ и по тому положенію, которое я, глупая, тогда такъ необдуманно покинула, я бы ни за что на свт не пріхала сюда, будьте уврены въ этомъ… Идея эта сама по себ мн была всегда непонятна — она пришла бдному Феликсу въ голову во время горячки. Скажите, что мы выиграемъ черезъ это? Мы богаты…
Баронъ Шиллингъ съ изумленіемъ посмотрлъ на нее; его глаза встртились съ глазами Мерседесъ, подошедшей къ окну, какъ бы для того, чтобы посмотрть въ садъ, но смотрвшей черезъ плечо въ комнату. Она выразительно посмотрла на него своими большими блестящими глазами и на мгновеніе приложила палецъ къ губамъ.
— Неизмримо богаты, говорю я вамъ, — продолжала Люсиль, не замтившая, что они обмнялись взглядами. — Феликсъ всегда былъ въ состояніи исполнять вс мои желанія, и, еслибы моей безумной дтской голов вздумалось сдлать нашимъ лошадямъ золотыя подковы и отдлать збрую брилліантами, онъ бы и это могъ… Теперь меня, конечно, держатъ экономне. Глупое опекунство, въ которомъ я ничего не понимаю, можетъ меня провести и вывести, какъ заблагоразсудится ей и другимъ надзирателямъ, — она замолчала и непріязненно посмотрла на оконную раму, — все это можно будетъ, наконецъ стряхнуть съ себя — я этого не боюсь, — прибавила она откидывая назадъ локоны и постукивая своей маленькой ножкой по кушетк.
– Enfin [19] , мы вовсе не нуждаемся въ грошахъ, пріобртенныхъ продажей молока и масла, о которой мн не разъ разсказывалъ Феликсъ.
19
наконец, в конце концов; в заключение; словом (франц.)
Между тмъ Мерседесъ сняла шляпку и дорожный плащъ. Старый живописецъ, котораго такъ высоко цнилъ богатый плантаторъ Южной Каролины, дйствительно былъ великій художникъ. Лицо тринадцатилтней двочки, нарисованное на слоновой кости и лицо молодой женщины, стоявшей между зелеными шелковыми драпировками, имли одн и т же дивныя нжныя черты, одинъ и тотъ же странный колоритъ, напоминавшій свтлые оттнки янтаря. Только та, чьи глаза тогда сверкали изъ сказочной дали, появилась теперь во плоти подъ свернымъ небомъ. Стройная, гибкая, съ гордой осанкой, съ роскошными черными волосами съ синеватымъ отливомъ стояла она въ той самой комнат, гд тогда рзвая двушка высказала свое предположеніе о томъ, что она «горбунья».
Медленно сняла она перчатки, заботливо поправила траурное кольцо, сдвинувшееся съ своего мста, и сказала своей невстк очень холодно и сдержанно: «здсь дло идетъ главнымъ образомъ о расположеніи бабушки.»
Люсиль быстро вскочила съ мста и обими руками зажала уши.
— Хотла бы я никогда боле не слыхать этой фразы! — вскричала она гнвно и нетерпливо.
— Ахъ, ch`er baron [20] ,
20
дорогой барон (франц.)
21
punctum — точка (латин.)
Она вдругъ умолкла и съ торжествующимъ видомъ протянула руку по направленію своей невстки.
— Тамъ ты отвчала мн гордой усмшкой или рзкимъ замчаніемъ, когда я возмущалась этимъ безумнымъ планомъ, — конечно, ты знала это лучше моего! Но когда я, прозжая мимо, указала теб драгоцнное старое монастырское гнздо, тогда исчезло геройство, разсялись иллюзіи, ты поблднла, какъ смерть, и представляла собой олицетвореніе ужаса.
Мерседесъ закусила губы и нагнулась къ Іозе, который въ страх отъ незнакомой ему обстановки подбжалъ къ ней и охватилъ ея талію своими рученками.
— Я знаю эту блдность, я чувствую, какъ кровь у меня приливаетъ къ сердцу съ той минуты, какъ на меня пахнуло воздухомъ Германіи, — сказала она посл минутнаго молчанія, тяжело переводя духъ, и ея мрачный взглядъ устремился куда-то въ пространство мимо стоявшаго близъ нея барона Шиллинга. — Я не думала, что вся моя натура будетъ возмущаться противъ нея, такъ какъ по отцу то я нмка, теперь я знаю, что онъ не оставилъ мн въ наслдство ни симпатіи, ни любви къ родин, гд онъ былъ такъ несчастливъ.
Ей не надо было уврять, что кровь у нея бурно приливала къ сердцу, это слышалось въ глубокомъ страстномъ звук ея голоса.
— Я знаю, что общала Феликсу, но меня охватываетъ ужасъ при вид этого развалившагося дома; такъ и кажется, что тамъ обитаютъ голодъ, нужда, подлость — и тамъ я должна искать бабушку нашихъ дтей!
Охвативъ обими руками блокурую головку мальчика, она прижала его къ себ съ чувствомъ страстной нжности, къ которому примшивалось также и чувство оскорбенной гордости.
— Я знаю прошлое моего отца, — продолжала она упавшимъ взволнованнымъ голосомъ, тяжело переводя духъ, — и теперь мн кажется, что я вижу передъ собой то несчастное время его жизни, когда онъ взялъ изъ этого мрачнаго угла предшественницу моей гордой матери.
Люсиль съ плутовской улыбкой услась опять поудобне и стала играть серебряной кистью подушки, на которую опиралась рукой. Ея пикантное личико съ злыми глазками сіяло отъ удовольствія: «донна Мерседесъ» со своимъ испанскимъ высокомріемъ въ первую же минуту уронила себя въ глазахъ нмецкаго дворянина, простота обращенія котораго вошла въ поговорку въ Берлин. Теперь онъ долженъ понять, какъ она страдаетъ подъ надзоромъ такого ментора. Но она вдругъ нашла, что онъ ужъ не тотъ — милый баронъ Шиллингъ, какимъ она его знала прежде. Его манеры и обращеніе показались ей дерзкими и грубыми — чего ради слушалъ онъ такъ внимательно, точно евангеліе, желчную филиппику желтой испанки противъ Германіи? А ее, главное лицо, Люсиль Фурніе, вдову Люціана, которую онъ долженъ былъ беречь, какъ самое дорогое сокровище, оставленное ему его другомъ, ее онъ оставлялъ безъ вниманія въ уголк дивана, какъ деревянныя модели въ своей мастерской! Чудовище!